На улицу мы вышли во всеоружии, он с тростью-шпагой, я с экспериментальной дубинкой. Привычного лондонского дождя не было, светило по-осеннему уютное солнышко, а воздух дышал утренней прохладой. Первым делом мой учитель подошёл к тем самым жандармам:
– Чудесная погода в Париже в это время года, не правда ли, офицеры?
Двое жутко засмущались, но признали, что да, на днях вообще была жуткая жара, до восемнадцати градусов по Цельсию.
– Мы с секретарём сразу отметили, как французские власти заботятся об иностранных гостях. Позвольте вам выразить нашу глубокую благодарность! Вы ведь простояли здесь всю ночь только ради нашей безопасности?
Французы заметно покраснели, но столь же любезно уверили нас, что да, они честно хранили наш покой за стенами отеля «Риц».
– Кстати, в каком отделении служит мой добрый приятель, сержант Санглер? Знаете такого? Уверен, что он всё так же добр, сентиментален и мил, как в годы нашей светлой юности.
На лицах бедных жандармов читалась сложная гамма чувств. Похоже, они не знали, что капитан (!) Санглер из комиссариата близко знаком с моим учителем, но были абсолютно точно уверены, что эпитеты «добрый, сентиментальный и милый» несколько неточно обрисовывают его истинный характер.
Между тем Лис раскланялся и, отойдя на десяток шагов, тихо свистнул.
– Салют, скупердяй-командор! – Малолетний уличный бродяжка с говорящим именем появился рядом, словно вынырнув из-под булыжной мостовой.
– Салют, нахал, – кивнул мистер Лис, доставая монету в два су. – Нам нужна паровая повозка и утренние газеты.
– Вы даже не успеете дать хорошего пинка своему английскому секретарю, месье, – хмыкнул Гаврош, и действительно минуту спустя мы уже катились по парижской брусчатке, усыпанной жёлтыми листьями каштанов и клёнов.
Париж вставал рано, улицы были полны народу.
Лис быстро листал прессу, но, похоже, о деле Крейзи Лизы больше ничего не сообщалось. Старик-извозчик спал на ходу, тыкаясь мягким храпом в свои же колени, чудом не пропуская повороты и не сбивая прохожих. Но, хвала святому электроду Аквинскому, он хотя бы не пел во сне.
До жандармского комиссариата за Нотр-Дам мы добрались без приключений. Следили ли за нами? Не знаю, но в любом случае нас встречали. Не менее десятка вооружённых стражей порядка выбежало из здания, стоило нашей повозке припарковаться поближе.
Лис отпустил Гавроша, расплатился за проезд и первым ступил на тротуар, усыпанный кленовыми листьями. Я шагнул следом. На нас с подозрением и недовольством смотрели десятки глаз. Что-то теперь будет…
– Ренар, рыжая каналья! – В дверях управления показался здоровущий сутулый кабан из «близких к природе». – Наверное, ты совершенно лишился мозгов, если припёрся в мой город после того, что сделал?!
– Санглер, дружище, – мой учитель широко распахнул объятия, – а чего уж такого я сделал? Расскажи нам, ведь здесь все свои!
– Сволочь, – мигом опомнился кабан, прикусив язык.
– Я тоже по тебе скучал!
– Убью…
В общем, как вы, наверное, уже догадались, мы беспрепятственно прошли внутрь, и капитан жандармов принял нас в своём кабинете. Санглер конечно же не был сентиментальным милашкой, скорее он выглядел горячим и скорым на рукоприкладство типом, что, возможно, при его работе минусом не считалось. Заместитель, немолодой мужчина, которого нам даже не представили, принёс кофе, за что был в грубой форме послан заниматься делами.
Мистер Ренар же сразу начал с главного:
– Дружище, ты взял не ту лису. Крейзи Лиза, бесспорно, воровка, мошенница и преступница, но не убийца!
Помрачневший кабан ответил не сразу. Долгую минуту он молчал, то ли собираясь с силами, то ли пытаясь держать себя в руках. Потом открыл ящик внутреннего стола и достал черно-белую фотографию молодого, подтянутого кабанчика в форме. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы отметить их родственные черты.
– Мой племянник Этьен. Мог сделать блестящую карьеру, я помогал ему.
– Это он убит? – догадался я.
Капитан рассеянно кивнул, Лис положил лапу ему на плечо:
– Я всё понимаю, Санглер.
– Чёрта лысого ты понимаешь… вечно лезешь не в своё дело… Она виновна-а!