— Нет, — ответил Шейн, стараясь, чтобы это короткое слово прозвучало одновременно и вежливо, и твердо. — Я рассматриваю эту встречу, как собеседование с работодателем.
— Интересный подход.
Говард Хьюз, промышленник, режиссер, авиатор и миллионер, сел в такое же кресло, как у Питера, добродушно улыбнулся, чуть приподняв высокий стакан в шутливом салюте.
Шейн склонил голову в ответном жесте и положил руки на подлокотники, чувствуя спиной твердую деревянную спинку.
— Что ж, в определенной мере вы правы, — сказал Хьюз, потягивая из стакана через высокую соломинку нечто искрящееся мириадами пузырьков. Шейн силился вспомнить, как называется этот сосуд, но забыл. Впрочем, он был уверен, что из такого на ночь глядя и в деловой беседе не употребляют. Эксцентричный Хьюз был оригинален во всем.
Миллионер пил, оборвав мысль на середине фразы, Шейн глядел поверх него, будто восхищаясь скромной неброской роскошью зала, одновременно оценивая собеседника. Хьюз был очень похож на свои фотографии в газетах. Кажущийся очень молодым, очень высокий, этакий сорванец в костюме. Живое, выразительное лицо, однако… что-то в нем было неправильное. Легкая, едва заметная деформированность правой скулы, переходящая на челюсть. Как от сильного удара, который смял кость, не оставив следа на коже. Шейну вспомнились глухие слухи о некоем полете миллионера на экспериментальном сверхвысотном самолете, в ходе которого отказал обогрев маски, и Говард обморозил лицо. Возможно, за домыслами и в самом деле что-то стояло… Разумеется, обстановка не располагала к расспросам.
Только теперь Шейн понял, что в зале они не одни. В самом дальнем углу, среди глубоких теней, скрывалась еще одна фигура. Единственная лампа под стеклянным абажуром давала слишком мало света, было непонятно даже, мужчина то или женщина, но стороннее присутствие Шейн ощутил безошибочно. Почувствовал и сразу же выбросил из головы все мысли об этом. Тот, кто хотел присутствовать при разговоре, намеревался не раскрывать инкогнито, следовательно, так тому и быть.
— В определенной мере, вы правы, — повторил Хьюз, как ни в чем не бывало, отставив стакан. Шейну подумалось, что в то время как он изучал зал и персону эксцентрика-дельца, тот, в свою очередь, оценивал разведчика. — Воспринимайте это как деловую встречу.
Хьюз положил ногу на ногу, сплел длинные пальцы на колене, очень внимательно взглянул на Шейна.
— Видите ли, мистер Шейн, вы привлекли… мое внимание.
Питер уловил секундную заминку перед словом 'мое'. Хотел ли оратор сказать 'наше' и остановился в последнее мгновение? Или же специально продемонстрировал слушателю, что представляет нечто большее, чем волю одного человека?
— А это весьма непросто — заинтересовать меня. Впрочем, мои интересы весьма разнообразны и многосторонни, они требуют широкого подхода талантливых помощников. Буду откровенен, вы можете стать одним из них. Но для этого вам предстоит удивить меня. Даже скорее, поразить своими познаниями и умением делать большие выводы на малых основаниях.
Одним из первых уроков, которые Шейн накрепко затвердил от приемного отца, было то, что умело приврать и прихвастнуть о себе — не грех, а благо. Но в то же время, поучал Даймант, бывают случаи, когда нужно говорить только правду, потому что попытка приписать лишнее может быть убийственна. В самом прямом смысле. Поэтому Питер глубоко вдохнул и сказал с искренностью исповедующегося:
— Я не аналитик. Я специальный курьер и исполнитель особых поручений. Иногда боевик и убийца. Мог бы перейти на кабинетную работу, но она мне претит. Предпочитаю бороться с врагами отечества… на их территории.
— Скромность — это похвально, — отозвался Хьюз. — Но о ваших истинных талантах предоставьте судить мне. Для начала мне бы хотелось услышать от вас, скажем…
Говард добросовестно задумался и поднял очи к высокому потолку, словно и в самом деле вспоминал. И наконец 'вспомнил':
— О нефти. Насколько я помню, вы подготовили нечто вроде докладной записки, которой не дали хода? Что ж, здесь вы найдете более благодарную аудиторию. Поделитесь с нами своими соображениями.
