– Вообще-то, оскорблен и вызов бросил я! – ответил изумленный моей наглостью Беринселим.
Сначала пожал плечами в ответ, но потом все же решил высказаться и по этому поводу:
– Порой сам вызов является еще большим оскорблением, чем то, из-за чего он был брошен.
Дальше нам ругаться не дали, напомнив, что пришли мы сюда для несколько другого дела.
Прозвучал сигнал, и мы обнажили клинки. Уже сколько прожил в этом мире, неоднократно видел смерть, убивал врагов сам, и они пытались убить меня, но вот так было впервые. Не то чтобы неуверенность или страх, но неприятные ощущения присутствовали. Правильно я делал, что раньше дуэлей избегал. Решил и впредь, если выживу, стану поступать точно так же.
На мне были спрятанная под верхнюю одежду мифриловая кольчуга (не для того, чтобы скрыть, просто я так привык) и, разумеется, эльфийский поддоспешник. В руках опять же мифриловый эльфийский меч (один, второй брать не стал). У противника из брони тоже была кольчуга, только поверх одежды и, разумеется, не мифриловая, а также поручи и поножи. Из оружия, кроме меча, чуть короче моего еще кинжал.
Сразу ушел в глухую оборону. Тренировочные поединки, где можно сколько угодно экспериментировать – это одно, а тут любая ошибка может стоить слишком дорого. Но чем дальше, тем больше крепло подозрение, что я чересчур недооценивал свои возможности и переоценивал противника. Провел несколько очень осторожных пробных атак и окончательно убедился в этом.
В этом явно просматривались уши заговора. Длинные и острые. Сначала Эль с Ларой, а потом и Анжа убеждали меня, что я ничего не умею и должен тренироваться. Поначалу так оно и было, но теперь… Как оказалось, могу одержать победу над профессиональным дуэлянтом, а это что-то. Причем у меня появилась твердая уверенность, что смогу по собственному выбору либо убить противника, либо оставить в живых, заставив сдаться.
Вот последнего решил не делать. По моему глубокому убеждению, Глеб Жеглов был прав, вор и любой живущий не по законам, а по понятиям должен сидеть в тюрьме или лежать в безымянной могиле. Второе даже предпочтительнее. А этот барон был как раз из таких. Можно сказать, являлся ярким представителем.
Все оказалось довольно просто. Мифриловый клинок хорош кроме всего прочего и тем, что может с одинаковым успехом быть использован и как меч, и как шпага. Обманное движение, уход в сторону от ответной атаки и укол мечом в горло. Учитывая ширину оружия, такой удар не мог не быть смертельным. Противник все же успел ткнуть меня кинжалом в бок, но благодаря непробиваемой кольчуге никаких последствий, кроме дырки в куртке, это не имело.
Победил, а сам подумал, какой же уровень у моей Лары и тем более у Анжи? Если я без особого труда справился с профессиональным дуэлянтом, с которым тут драться по правилам, и тем более без, все откровенно боялись, но при этом не имею никаких шансов против любой из них.
По условиям дуэли оружие и доспехи побежденного победителю не доставались, так как поединок изначально был заявлен исключительно для выяснения вопросов чести. Редкая формулировка в этом городе, но Анжа по моему указанию настояла. С одной стороны, я из-за этого лишился возможных трофеев, а с другой – избавился от необходимости в дополнительных формальностях. Мы с хвостатой просто ушли в свою гостиницу и все.
Анжа. Сама не знает, кто она такая
Ожидала самого худшего. Собиралась нарушить все правила, но доставить человека живым его остроухим женам. Два метательных ножа давно были готовы слететь с моих ладоней в любой момент. Один для противника князя, другой для городского мага, следящего, чтобы соблюдались правила, особенно та их часть, что как раз магию и запрещала. Потом прыжок к Ва’Диму, отвод глаз всей толпе (крайне трудно, но думаю, что я сумела бы, если не превратить нас в полных невидимок, то затруднить преследование и не позволить успешно стрелять из луков и арбалетов) и прочь из города.
Когда мой подопечный ушел в глухую оборону, я стала жалеть, что не нашла этого барона ночью и просто не убила. Подозрения, конечно, возникли бы, но пускай кто попробовал хоть что-то доказать. Да и вряд ли в Кроне нашлось много народу, пожалевшего о его смерти. Но что сделано, а вернее не сделано, то не сделано, и оставалось только ждать.