— Пятнадцать баксов, — крикнула дама из первого ряда.
Продавец посмотрел на фигурку и пожал плечами. Оливер знал, что она — не произведение искусства. Простой сувенир, проданный, может быть, за двухпенсовик каким-нибудь неизвестным гончаром из забытого Богом переулка. Продавец высокомерно оглядел аудиторию, очевидно, желая ускорить торги.
— Пятнадцать, — прокаркал он. — Начальная цена — пятнадцать. Кто-то сказал шестнадцать?
Оливер поднял руку. Продавец улыбнулся, возможно, довольный его молодостью.
— Шестнадцать, — сказал он, демонстрируя остатки своего оптимизма.
Дама в грязном ирландском свитере повернулась в своем кресле. Ее лицо напоминало сырое тесто, нос покраснел от насморка.
— Семнадцать, — прокудахтала она.
— Семнадцать долларов, — продавец перевел взгляд на Оливера.
Оливер поднял восемь пальцев, одновременно откашливаясь, чтобы прочистить горло. Полная дама обиженно заворочалась в своем кресле. Сунув руку в карман, Оливер нервно вытащил деньги. Тридцать семь долларов, все его недельные чаевые. Если ему достанется Крибб, он хотел бы купить и Мулинекса.
— Девятнадцать, — прогудела дама. Порыв дождя ударил в стекло, Продавец не обратил на него внимания, поглощенный своей задачей. Сердце Оливера заколотилось. «Сука», — пробормотал он сквозь зубы.
— Двадцать, — крикнул Оливер.
— Идиот, — обложила Оливера дама, поворачиваясь, чтобы просверлить его взглядом, полным презрения.
— Итак, двадцать. Двадцать долларов раз, — продавец, на губах которого появилась тонкая улыбка, когда он посмотрел на женщину в первом ряду, поднял молоток. — Двадцать долларов два, — Оливер затаил дыхание. Молоток опустился в третий раз. — Продано.
— Черт возьми, — пробормотал Оливер, возбужденный схваткой, переживая вкус победы.
— Молодчина, так этой старой корове! — прогнусавил сидевший рядом с ним янки.
В следующее мгновение на свет была извлечена черная фигурка. Оливер почувствовал, как внутри у него все напряглось. Так и есть, это пара, подумал он, стараясь настроиться на борьбу. Он отсчитал сумму, которую должен был отдать за Крибба, и убрал эти деньги подальше в карман, сжимая оставшиеся банкноты вспотевшей ладонью. У него оставалось всего семнадцать долларов.
— Еще один стаффордширский боксер, боец по имени Мулинекс, бывший раб, боксировал в Англии в первые годы прошлого века.
— Десять баксов, — прокричала дама в грязном ирландском свитере. Она даже не оглянулась. Оливер выкрикнул:
— Одиннадцать!
Пожалуйста, молил он про себя, чувствуя, как неумолимое желание завладеть второй статуэткой подчиняет себе его волю. В то же время он не мог не упрекать себя. Ему совершенно ни к чему проматывать все свои деньги.
— Двенадцать, — голос прощебетал откуда-то сзади. Он быстро обернулся, испуганный этим новым вмешательством. За два ряда позади него натянуто улыбалась молодая девушка с длинными каштановыми волосами, свисавшими из-под матросской шапочки; на ее круглых, словно яблоки, щеках играл румянец.
— Черт, — пробормотал Оливер, когда продавец откликнулся:
— Двенадцать долларов!
— Двенадцать с половиной, — без колебаний добавила та же девушка.
— Неужели они не знают, что это пара? — прошептал про себя Оливер, словно женщины, торгующиеся с ним, мстили ему за что-то. Он поднял кулак с зажатыми потными банкнотами.
— Тринадцать долларов, — назвал продавец, не спуская глаз с девушки. Она колеблется, подумал Оливер.
— Кто-то сказал тринадцать с половиной?.. Так, пятьдесят — тринадцать долларов пятьдесят центов, — крикнул продавец. Оливер был уверен, что продавец играет нечисто, и бросил на него нахмуренный взгляд, затем повернулся и с укором посмотрел на девушку сзади.
— Четырнадцать, — прорычал он. У него перехватило дыхание, заболел желудок. Чертова сука, закричал он про себя. Какой смысл разбивать пару? Продавец продолжал смотреть на девушку.
— Пятнадцать долларов, — объявил продавец, захваченный азартом, не обращая внимания на хлесткие удары дождя, стегавшего дом. Аудитория стала оживляться.
— Шестнадцать, — хрипло произнес Оливер.
— Семнадцать, — быстро ответила девушка, ее голос с трудом вырвался из общего гула, повисшего над салоном.
