Жаркий августовский день повернул уже на вторую половину. От длительного отсутствия дождей и частого движения на белом шоссе образовались целые «лужи» пыли. Деревья под зноем опустили листья. В воздухе дрожало раскаленное марево, ни малейшего ветерка, если б не речка поблизости, дышать было бы совершенно нечем. И в этот момент — когда все остановилось, когда на шоссе задымились ароматным паром кухни, а повара засуетились, разливая щи по котелкам и термосам, — вдруг загремели залпы минометных батарей противника и вокруг сгрудившихся на узком шоссе обозов, артиллерийских упряжек, кухонь и множества людей стали рваться мины.
Началась свалка. Паника!
Глубокие кюветы по обеим сторонам шоссе не давали возможности быстро развернуться, а ожидать, пока развернутся другие, никто не желал. В дело вступила безрассудная грубая физическая сила. Кто сильнее и нахальнее — тот мял, давил и опрокидывал других, не считаясь ни с чем. В кюветы полетели кухни и повозки с боеприпасами. Артиллеристы, развернув упряжки, на галопе устремлялись из зоны огня. А тем временем немецкие наблюдатели всё точнее и точнее корректировали огонь своих батарей. Видя свой просчет, командир дивизии кинулся в гущу этой свалки и сам лично принялся за организацию вывода из-под огня полковых батарей и обоза. Все офицеры, находившиеся вблизи, бросились ему на помощь.
Пока мы разворачивались, немцы наладили точный огонь по всему шоссе. А комдив, вырвавшись из гущи обозов на простор, уже бежал по шоссе впереди всех, крича и махая руками:
— За мно-ой!
Но вот немецкая мина, просвистев над головами, разорвалась впереди комдива. Он моментально плюхнулся в пыльную лужу, но тут же вскочил и что есть силы побежал вперед, стремясь во что бы то ни стало выскочить из зоны огня. Бежал он так быстро, смешно неся впереди свой непомерно толстый живот, что едва ли быстрее мог бегать и сам натренированный, выносливый и сухопарый генералиссимус Суворов. Глядя, как бежит наш комдив, да при его комплекции, я поражался его мастерству. Бьюсь об заклад, так бежать мог только хороший спринтер. Свистела мина — комдив падал, замирал на секунды, распластанный, ожидая взрыва, снова вскакивал, и продолжался бег. От каждого очередного его падения поднималось целое облако пыли. На наши призывы свернуть в лес и укрыться в щели он не обращал никакого внимания, продолжая бежать, почему-то вдоль шоссе, пока все же не обогнал все мины и не выскочил из огня целым и невредимым.
Добежав до первого узла связи, комдив уже командовал артиллерийским полком. Успев засечь еще до появления комдива местонахождение вражеских батарей, наши артиллеристы быстро заставили их замолчать. Однако они уже успели наделать дел.
Четверка лошадей с полковой пушкой, вырвавшись на простор, галопом следовала за комдивом. Разорвавшаяся рядом мина мгновенно повалила всю четверку. Оставшаяся в живых лошадь, жалобно заржав, рванулась в сторону, вывернулась из постромок и, стоя задними ногами в кювете, зависла в хомуте. Ездовой, весь в крови, быстро спешился с убитой лошади и побежал к лесу. Я выскочил ему навстречу, на ходу доставая индивидуальные пакеты. Но, увидев раненого перед собой, растерялся, не зная, откуда начать перевязку. Он весь изрешечен. Кровь сочилась и текла отовсюду — из головы, с лица, по груди, из рук и ног. А он, подойдя поближе и чему-то наивно улыбаясь, как ни в чем не бывало спокойно проговорил:
— Ну и дали же нам жару фрицы!
Я принялся его перевязывать. Забинтовал голову и стал осматривать грудь. Это был парень лет двадцати шести, невысокого роста и атлетического телосложения, в звании сержанта. Широкая и хорошо развитая его грудь еще часто вздымалась от недавно пережитого волнения, в нескольких местах на груди виднелись небольшие рваные раны, из которых сочилась кровь. Осматривая дальше, я заметил, что, пробиваясь через белье и гимнастерку, из-под правой руки течет кровь. Сняв с него гимнастерку и нательную рубашку, я с ужасом увидел почти вскрытую грудь, обе мышцы правой руки были перерваны, поэтому кровь не сочилась, а просто текла ручейком. Быстро наложил на рану один, другой, третий стерильные бинты, но этого было явно недостаточно, чтобы остановить кровотечение. Попросил у стоявших рядом товарищей несколько индивидуальных пакетов, наложил еще два бинта, но кровь пробивалась и сквозь них.