Но Деннисон настаивал на своем:
— Вы ведь будете голосовать за Кента, не так ли?
Гроувнор усмехнулся.
— Я еще не думал об этом. До выборов еще по крайней мере два месяца. Да и чем плох Мортон?
— Он человек, назначенный правительством.
— И я тоже. Да и вы…
— Но он всего лишь математик, не ученый в полном смысле слова.
— Вот это для меня новость, — сказал Гроувнор. — Сколько лет живу, а все питаю иллюзию, будто математики тоже ученые в полном смысле слова.
— Именно — иллюзию при ближайшем-то рассмотрении, — ясно было, что Деннисон намерен довести до сведения присутствующих свою собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения человек, и сейчас он с видом заговорщика подался вперед и продолжил: — Ученым необходимо сплотиться. Ну посудите сами, нас, ученых, тут целый корабль, а кто стоит над нами? Человек, оперирующий абстракциями! Ему же и простейшие практические задачи не по зубам.
— Странно, а мне казалось, он с легкостью справляется со всякими шероховатостями в отношениях между нами, работниками.
— С нашими «шероховатостями» мы в состоянии справляться и сами, — раздраженно заявил Деннисон.
К этому времени конвейер, который Гроувнор успел вызвать, нажав на кнопку, торжественно поднимался посреди стола. Гроувнор потянул носом воздух.
— О, опилочный ростбиф, прямо из химического отдела! Тончайший аромат. Интересно, стали ли эти опилки, с таким трудом извлеченные из кустарников на кошачьей планете, столь же питательными, как и те, что мы привезли с собой? — Он поднял руку: — Можете не отвечать. Я не желаю разочаровываться в чистоте помыслов отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя его облик и поведение мне не по душе. Видите ли, я как-то попросил его помощи о предоставлении кое-каких данных, а он велел мне обратиться к нему с этой просьбой через десять лет. Похоже, он забыл тогда о грядущих выборах. Кроме того, у нею хватило наглости назначить свое предвыборное собрание на тот самый вечер, когда я буду читать лекцию. — И Гроувнор склонился над тарелкой.
— Ни одна лекция по своему значению не может сравниться с этим слетом. Мы намерены обсудить политические вопросы, касающиеся всех членов экспедиции, в том числе и вас. — Лицо Деннисона пылало, голос срывался. — Имейте в виду, Гроу, вы не имеете права выступать против человека, которого почти не знаете. Кент из числа тех, кто никогда не забывает своих друзей.
— Держу пари, как и тех, кого он не любит. Он обладает особой способностью избавления от них, — сказал Гроувнор и с неприязнью добавил: — Карл, для меня Кент — носитель всего самого пагубного в нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличном развитии истории, мы принадлежим к «зимней» стадии культуры. Я хочу попросить Кориту поглубже раскрыть соотношение его теории с явлениями нашего времени. Однако я уверен, что карикатурная «демкомпания» Кента — худшее из явлений, характерных для «зимнего» периода.
Он с удовольствием объяснил бы, что причиной его пребывания на «Гончей» является в первую очередь задача разобраться в подобных проявлениях человеческой природы, но, само собой разумеется, это было невозможно. Именно подобные раздоры привели к гибели многих экспедиций. А в результате — об этом его соседи по столу даже не догадывались — на всех кораблях появились некзиалисты, возникли новые социологические институты, в том числе и выборность руководителей, а также еще множество незначительных на первый взгляд перемен в надежде, что освоение космоса обойдется человечеству не столь дорогой ценой.
Деннисон ухмыльнулся.
— Вы только послушайте этого молодого философа! — проговорил он, а затем добавил со всей откровенностью: — Голосуйте за Кента, если хотите себе добра!
Гроувнор подавил нараставшее раздражение.
— А то что — урежете мою порцию опилок? А может, я сам хочу стать диктатором, а? Соберу голоса всех, кто моложе тридцати пяти. А нас таких окажется раза в три или четыре больше. К тому же демократия предполагает пропорциональное представительство в руководстве…
Похоже было, что Деннисон пришел в себя.
— Вы совершаете огромную ошибку, Гроувнор, и скоро в этом убедитесь.
