— Спасибо, сержант. Думаю, мы больше не будем отнимать у вас время.
Бобби встала, снова отсалютовала Торссону и вышла из комнаты. У нее колотилось сердце и ныли стиснутые челюсти.
Штатским не понять. Никому не понять.
Когда в грузовой отсек вошел капитан Мартенс, Бобби заканчивала разборку оружия, встроенного в правый рукав боевого скафандра. Она сняла с крепления трехствольный пистолет Гатлинга[9] и положила его на пол рядом с тремя дюжинами деталей, снятых раньше. Рядом с ними стояли банка чистящего средства для оружия, бутыль смазки и еще лежали разнообразные шомпола и щетки.
Мартенс дождался, пока она отложит пистолет на подстилку, и сел на пол рядом с Бобби. Та прикрепила на шомпол проволочный ершик, обмакнула в банку и один за другим принялась прочищать стволы. Мартенс наблюдал.
Через несколько минут Бобби сменила ершик на тряпицу и удалила из стволов остатки чистящего средства. Она уже смазывала механизм Гатлинга и систему подачи патронов, когда Мартенс наконец заговорил.
— Знаете, — сказал он, — Торссон с самого начала служил во флотской разведке. После подготовительных курсов и академии первое же назначение — в штаб флота. Он знает только хиляков из разведуправления. Последний раз стрелял двадцать лет назад, когда шесть недель провел в учебке. Он никогда не командовал стрелками, не служил в боевом взводе.
Бобби отложила бутыль со смазкой и начала сборку.
— Очень интересно, спасибо, что поделились.
— Так вот, — без запинки продолжал Мартенс, — что же вы такое вытворяете, если Торссон явился ко мне с вопросом, не сказывается ли еще ваша контузия?
Бобби выронила гаечный ключ, но подхватила его другой рукой, не дав упасть на палубу.
— Это официальный визит? Если нет, можете ва…
— Это я-то? Я не умник из разведки, — отрезал Мартенс. — Я десантник. Десять лет службы, пока мне не предложили перейти в социопсихологическую службу. Степень получил сразу в теологии и в психологии.
У Бобби зачесался нос, и она неосторожно потерла его. Запах ружейного масла дал ей знать, что смазка у нее теперь по всему лицу. Мартенс глянул на Бобби, но не замолчал. Она попробовала заглушить его голос, с громким лязгом состыковывая детали.
— Я прошел муштру, тренажеры ближнего боя, боевые учения, — повысив голос, продолжал Мартенс. — Знаете, новобранцем я попал в лагерь, где моим первым сержантом стал ваш отец. Старший сержант Драпер, великий человек. Для нас, салаг, он был богом.
Бобби вскинула голову и прищурилась. Знакомство с этим мозгоправом словно чем-то марало память отца.
— Я не лгу. И будь ваш отец здесь, он бы велел вам меня выслушать.
— Идите вы!.. — отозвалась Бобби. И представила, как поморщился бы отец, видя, что она за бранью скрывает страх. — Ни хрена вы не знаете.
— Знаю, что, когда сержант артиллерии вашего уровня и боеготовности падает с ног при виде сопляка-посыльного, дело плохо.
Бобби отшвырнула ключ, расплескав смазочное масло. Пятно расползлось по коврику, словно кровь.
— Я споткнулась, черт вас побери! Мы шли на полном g, и я просто… упала.
— А сегодняшнее совещание? Орать на штатских аналитиков, что десант умирает, но не сдается?
— Я не орала, — сказала Бобби, сомневаясь, что говорит правду. Едва она вышла из конференц-зала, в голове у нее все смешалось.
— Сколько раз вы стреляли со вчерашнего дня, когда чистили оружие?
— Что? — Бобби почему-то затошнило.
— Если на то пошло, сколько раз вы стреляли с позавчера, когда чистили его до того? Или еще раньше?
— Перестаньте, — попросила Бобби, слабо отмахнувшись и подыскивая место, куда сесть.
— Вы хоть раз стреляли с посадки на «Да-Джанг»? Мне известно, что пистолет вы чистите каждый божий день, а иногда и дважды в день.
— Нет, я… — Бобби наконец плюхнулась на ящик со снарядами. Она не помнила, чтобы вчера чистила оружие. — Я не знала!
— Это посттравматический синдром, Бобби, — сказал Мартенс, — но стыдиться тут нечего. Это не слабость, не моральная ущербность. Это неизбежно, когда человек переживает что-то ужасное. Ваше сознание не в силах переработать случившееся на Ганимеде, и потому вы действуете иррационально.
