И, что было самое невероятное, когда Сареф, Бреннер и Эргенаш вошли в скверик… то поняли, что они здесь не одни. Рядом с одной из могил в углу стояли двое. Мужчина и девушка. Впрочем, сделав несколько шагов к первой могиле, чтобы прочесть имена, Сареф снова повернулся к ним. Что-то знакомое зацепило его память. И вот, несколько секунд спустя…
— Вы? — удивлённо спросил Сареф, — что вы здесь делаете?
Мужчина и девушка обернулись, ожидаемо оказавшись Исмарком и Джайной.
— Ой, вы только посмотрите, кто явился, — язвительно начал Исмарк, едва завидев Сарефа, — это он, это он, наш Системный Чемпион! Радость-то какая! Сейчас я паду ниц, а Джайна будет тебе кокошником бить.
— Прости, папочка, я забыла кокошник дома, — ядовито ответила Джайна.
— Ну, а у меня радикулит, так что ниц я падать, пожалуй, тоже не буду, — ехидно добавил Исмарк. Вот только Сарефа эта клоунада не обманула. Он прекрасно видел, как они оба поспешно вытирали глаза… и вспомнил, что одна из этих могил принадлежит Адрианне, жене Исмарка и матери Джайны.
— Ну да. Мог бы и сам догадаться, — равнодушно сказал Сареф, поворачиваясь к Бреннеру и Эргенашу, которые поглядывали в сторону Исмарка и Джайны с нездоровым интересом, — не обращайте на них внимания, — он махнул рукой, — они не будут нам мешать.
Он проверил первую могилу. На ней значилось: Тахема Индельштан. Эта женщина явно была ему незнакома. Подойдя ко второй могиле, Сареф понял, что ему нужна именно она.
Мидори Хеомат — значилось на ней. Достав из наплечного мешка золотую розочку, Сареф аккуратно положил её на могилу.
— Твой муж Эрбок передаёт тебе привет, Мидори, — тихо сказал Сареф, — сам он не смог прийти, но он по-прежнему помнит тебя и скучает по тебе…
И в этот момент случилось чудо. Розочка, положенная на плиту, внезапно распустила лепестки до конца… а в следующий момент она словно вошла в камни плиты, отпечатавшись на них золотистым узором. И только теперь Сареф, подойдя совсем близко, увидел, что на могильной плите этих роз очень много. Сареф даже не поленился их посчитать. 23 штуки. Всё правильно. Джайне сейчас 24, и её был один год, когда её мать решилась на этот последний поход, из которого ей не суждено было вернуться.
— Ты-то сам что здесь делаешь? — раздался за его спиной голос Джайны. Мгновение спустя Сареф краешком глаза заметил, что сестра встала рядом с ним.
— Муж этой погибшей женщины попросил меня прийти в этом году сюда вместо него, — ровно ответил Сареф, — не только по вам одним ударила эта трагедия, представьте себе.
— Ну да… понимаю, — ответила Джайна.
— Ничего ты не понимаешь, — хмыкнул Сареф, — ты всегда была бесчувственной сукой, которую интересовали только собственные переживания. Что, впрочем, неудивительно. Чужая рана не болит, чужая рана смердит, не так ли?
— Я была бесчувственной сукой, — совершенно спокойно ответила Джайна, — но, как я уже сказала тебе полгода назад — я изменилась. Просто ты отказываешься это понимать.
— Вот только не надо ставить мне это в вину, — снова хмыкнул Сареф, — ты знаешь, почему это так.
— Да, — не стала спорить Джайна, — знаю. Знаю, что уже ничего не изменить. И я даже представить не могла, что когда-то буду жалеть об этом.
— Да, ты права, — согласился Сареф, — уже ничего нельзя изменить.
Это было очень странное ощущение. Впервые в жизни Сареф вот так стоял и спокойно разговаривал с сестрой, не испытывая желания пнуть её или дёрнуть за волосы. Причём дёргал-то Сареф Джайну за волосы часто, вот только Силы, чтобы выдрать оттуда хороший клок, ему никогда не хватало, по самым очевидным причинам. И сейчас… наверное, Сареф никогда не сможет простить Джайну или назвать её родным человеком. И всё же сейчас, наблюдая за ней, смотря, как она скорбит по своей матери, он впервые увидел в ней человечность. И теперь… теперь все воспоминания, связанные с Джайной, он наконец-то может отпустить… ведь, как знать… Если бы они росли в других условиях, то и их отношения могли сложиться иначе.
В этот момент позади них раздался отчаянный вопль. Вероятно, Исмарк, убедившись, что Сареф пришёл сюда не насмехаться над ним, отчаянно взвыл:
