В этом лазарете, номера его я не помню, я перенес два последних приступа возвратного тифа, там же заразился сыпняком и переборол его.
ЕКАТЕРИНОДАР
- Заберите немедленно костыли! С плацкартой, что ли?..
- Не тронь строевых!
В углу вагона поднялся бледный вольноопределяющийся-марковец.
- Думаешь,- строевой, его и под жабры можно? Не тронь! - И, повысив голос до крика: "Не тронь!" - он подскочил и, вырвав из рук моих костыль, замахнулся на полковника.
- А ну, штаб, подходи!.. Я тебя... по-марковски!.. Полковник опешил. В вагоне загудели солдаты:
- Непорядок это, господин полковник!..
- Потесниться, аль здоровых согнать...
- Довольно надругались!.. Хватит!..
- Я доложу!.. Я это так не оставлю!..- грозил мне полковник.Большевизация!..
Не отвечая, я сидел неподвижно.
* * *
- Фронт его не гноил! Смотри,- песок сыпется, а галифе с кантиками!.. Туда же!..
Сидящий напротив меня поручик оправил на груди солдатский "Георгий".
- Поручик, вам в Екатеринодар?.. Тоже?.. Я молчал.
- Вы, может быть, ноги продвинете?.. Поручик!.. Я отвернулся, ближе к себе подбирая костыли.
Три дня тому назад, на второй день моей нормальной температуры, меня выписали из лазарета.
- Месячный отпуск,- сказал председатель врачебной комиссии.Сле-ду-ю-щий!.. Я возмутился:
- Но куда я пойду? Ведь это бессмыслица, доктор!.. Я не могу еще в полк,- вы понимаете!.. В отпуск?.. Да вы меня под забор гоните!..
Доктор пожал плечами.
- Ваша койка уже занята. Езжайте куда хотите... Что ж делать?..
Опираясь на костыли, все время пытаясь ступать на пятки, я медленно вышел в коридор. Пальцы ног, посиневшие после тифа, нестерпимо болели.
- Ну что? - спросила меня в коридоре сестра Вера. Я молча прошел в канцелярию.
...За окном бежали кубанские степи.
- Отойди!..
Полковник в галифе, вновь было показавшийся в вагоне, прижался к дверям.
Солдаты переглянулись.
- Разошелся-то! А!..
- Да не шуми ты!..
- Теперь уж зря будто!..
Подбодренный солдатским сочувствием, полковник вдруг выпрямился и гордо вскинул под мышкою портфель. Но под его сдвинутыми бровями старческие глаза бегали так же трусливо.
- Странный какой! - шепотом сказал поручик с "Георгием", кивая на вольноопределяющегося.- Фу ты, господи! Еще каша заварится... Уймите его, поручик!
Я молчал.
- Да уймите его, ребята! Ведь на людей, ребята, бросается. Непутевый какой-то...
На полу, среди седых станичников, сидела молодая казачка.
- Сам ты непутевый! - звонко закричала она.- Мало,- человека испортили, теперь еще обидеть ловчитесь, ду-роломы!..
- Молчи ты! Баба!.. Я тебя за слова за эти! Но солдаты опять загудели.
- Бабу не тронь!..- вступились за нее и седые станичники.
- Правильно баба толкует!..
- Да вы б лучше, господин хорунжий...
- Руки не доросли, чтоб бросать-то!..- кричала казачка, уже наступая на поручика.- Других бросать будешь!., я тебя, да с Еоргием твоим!..
А поезд уже подходил к Екатеринодару.
На шумном перроне Екатеринодарского вокзала вольно-определяющийся-марковец подошел ко мне снова. Глаза его блуждали.
- Господин поручик, разрешите доложить? Опираясь на костыли, я остановился.
- Господин поручик, разрешите немедленно же по вашему приказанию,быстро, точно рапортуя, рубил он,- мобилизовать всю эту штаб-офицерскую сволочь из примазавшихся, и на станции Ольгинской, не рассыпая в цепь... в цепь... Пулемет... Часто... Кровью...
- Истерик! - сказала за мной какая-то сестра.
Навалившись на костыли, я быстро отошел в сторону.
По слухам, на станции Ольгинской несколько дней тому назад была уничтожена чуть ли не вся Марковская дивизия. Я вспомнил об этом, отойдя от вольноопределяющегося. Но его уже не было видно.
- ...Неужели это правда?.. И... и... и комнат нет?..- заикаясь, спрашивал возле меня какого-то полковника остроносый военный чиновник, блестя из-под очков узкими, как щель, глазами.
- Комнат?.. Я бы и за ватерклозет, извините за выражение...
Кто-то меня толкнул. "Виноват!" - извинился кто-то другой.
- Петя!.. Петя!..- на груди у пожилого, ободранного подпоручика плакала женщина в платочке.- Петя, а Витя где?.. Петя!..
