- Веди! Веди его, серого! - кричал штабс-капитан Карнаоппулло, подталкивая в спину какого-то рослого солдата в бурке - очевидно, казака. Другого, в круглой рыжей кубанке, прикладом по затылку гнал Свечников.
Темнело...
Высокий черный камыш грузно качался над снегом.
- Зима, а степь дышит! - сказал кто-то рядом со мной. Потом вздохнул: - "Мчатся тучи, вьются тучи..." А помнишь, Игорь?..
И вдруг из-под камышей - вверх - рванулись три коротких выстрела...
* * *
- Да за что?
- Да честь не отдали!
На Свечникове была круглая рыжая кубанка. Он поставил винтовку в угол теплушки и сел, вытянув на полу ноги.
- Честь не отдали?.. Кому это?..
- Его превосходительству.
- Кому?..
- Его превосходительству генерал-майору Туркулу. Свечников распустил пояс. Прислонился к стене.
- Уж раз, думают, кубанцы, так добровольческому командованию и чести не нужно...- И, подобрав подбородок под ворот шинели, он солидно откашлялся. Кубанка - не по голове ему - съехала на самые уши.
- Свечников, закрой двери!
В теплушку врывался холодный воздух.
- Свечников, тебе говорю!
Но Свечников с пола не поднялся.
- Закрой-ка дверь! - кивнул он головой Нартову.
- Встать! - закричал я.- Встать, твою мать в клочья!
И, схватив Свечникова за плечо, я швырнул его к двери. Рыжая кубанка покатилась в угол. Звякнула, ударив штыком о печурку, упавшая на пол винтовка. И вдруг - "...чать!" - хриплым воем метнулось к нам из соседней теплушки. "Мол" - и опять: - "чать!.." "Молчать!" - Выстрел.
...Под вагоном клубился снег.
Мерзлый пар бил в лицо.
Я уже карабкался в теплушку ротного.
Вдрызг пьяный ротный сидел на полу. Его гимнастерка была расстегнута. Он размахивал наганом.
- За-ст-р-е-лю! Н-н-ни... ни шагу!
Над смятою буркой в углу теплушки стоял с шашкою в руке штабс-капитан Карнаоппулло. С его рассеченного лба капала кровь. Подпоручик Морозов стоял под другой стеною. В руке он держал пустую банку из-под консервов. Глаза его, обыкновенно голубые, серым, стальным огнем метались под свисающими бровями.
- Об-жаловать? - кричал ротный.- Мол-чать!.. Да я тебя, твою мать, проучу, твою мать!.. В моей?.. в моей роте?.. жалобы?.. Р-р-р-разойтись, барбосы! И чтоб... к матери бурку! В барахло врастаешь, боевых цукать, грек синерылый?!
И, вдруг поднявшись, ротный всем телом качнулся вперед. Бурка из-под ног штабс-капитана полетела в открытую дверь.
- Благодарю вас, поручик!
Подпоручик Морозов бросил банку, вытянулся и отдал ротному честь.
* * *
- ...И на ком?.. На ком злобу сорвал?
Я провожал подпоручика Морозова в теплушку его взвода.
- На ком?.. подумайте?!
Подпоручик Морозов молчал. Устало водил глазами.
- Да ты рассуди только...
И вдруг я замолчал, вспомнив о Свечникове...
Вдоль теплушек бежал ветер. Мерзлый холодный пар ложился на крыши. По дороге в степи шли черные обозы. В небе плыли звезды. А меня вновь качало со стороны в сторону.
- По вагона-а-ам!..
Все так же спокойно плыли звезды. Я видел их сквозь щель неплотно задвинутых дверей, за которыми, сползая во мглу, гудели под ветром все те же степи.
Мне было и душно и холодно. "Опять заболел! Второй приступ... Тиф или малярия?"
- ...А поручик его банкой тогда... По мордальону... Тут капитан...смутно ловил я голос Нартова.
- ...И говорит мне, значит, вольнопер этот,- рассказывал в другом углу рядовой Зотов.- И говорит, значит... Садовник тогда бывает изменником, когда он продает настурции...
- Чего продает-то?
- Нас это, русских, Турции, значит...
- А ежели Германии?
- Дурак... Ведь про цветы это сказано!
- Про цве-ты-ы? Мудрёно чтой-то! А как, Зотов, насчет большевиков, нет ли случайно?..
- Насчет большевиков как будто и нету... ...Быстро, быстро плыли в темноте звезды. Меня уже не знобило. Скоро и колеса перестали гудеть...
Эх, в Таганроге,
Э-эх, в Таганроге,
В Таганроге,
Да в Таганроге
Да та-ам случи-и-лася-а беда .
Я открыл глаза.
Возле дымящейся печки сидел Зотов. Жалобно пел, закрыв глаза. Больше в теплушке никого не было.
- Зотов!
Зотов оборвал песню.
- В Таганроге мы, господин поручик. Ну как, полегчи-ло?.. А и здорово промаялись! Два дня ломало. Не встать, думали...
