Жизнь тротуаров переливалась через край. Торговцы телефонными картами, фруктами и сигаретами спокойно лавировали между машинами с грузом на плече. Тягучее облако красной пыли скрадывало контрасты, придавая одежде людей, металлу автомобилей, листве деревьев и бетону одинаково ржавый оттенок.
В ресторане официант принес мне слишком жидкий кофе, размякший кусок багета и две порционные упаковки масла и смородинового желе. Позавтракав, я покинул отель и пошел по бульвару, будто я в Париже. То есть без особой осторожности. Однако очень скоро я понял, что упражнение требует настоящей концентрации внимания. Во-первых, оказалось, что припаркованные на тротуаре машины надо обходить по проезжей части, как и другие препятствия: дыры в асфальте, стихийные свалки, лужи, овощные прилавки и импровизированные мастерские.
Было жарко. Без шляпы, темных очков и защитного крема от солнца, среди непрекращающегося гула зазывал и безликих голосов, я шел куда глаза глядят. За добрых три четверти часа я столкнулся с сотнями пешеходов, миновал десяток ремесленных лавок, откуда с грохотом вырывалась громкая музыка. Я проходил мимо дверей банков, станций техобслуживания, рынков. Раз двадцать отклонил предложения купить предоплаченные телефонные карты — и ни разу мой взгляд не отдохнул. В отчаянии, в поту, оглушенный солнцем, я наконец вернулся в свой номер с кондиционером, где до назначенного Хамиду времени попытался среди помех на экране поискать канал ТВ-5.
Когда я спустился в холл, Хамиду уже ждал меня:
— Хорошо спали? — Он улыбнулся мне, точно я был обыкновенный турист, жаждущий поскорее начать день, полный экскурсий и неожиданностей.
Он кратко переговорил с кем-то на непонятном мне языке по мобильному телефону, и мы снова поехали по городу на его мопеде.
Он сменил рубашку, но его затылок все так же источал запах освежающего мыла. Я подумал: «Он так и умрет, никогда в жизни не надев пуховика и шапки».
Наконец выбрались на обширный пустырь, где в огромном количестве стояли большие и маленькие автобусы. Как всегда без обиняков, Хамиду попросил у меня двадцать тысяч африканских франков[46], чтобы в кассе вокзала купить нам билеты.
Нам? В очередной раз я воздержался от комментариев, в глубине души, пожалуй, успокоенный тем, что в этой таинственной экспедиции он будет меня сопровождать. «Куда мы все-таки едем?» «Хорошая ли цена двадцать тысяч франков?» «Ему больше нечего делать, кроме как сопровождать меня?» В конце концов я счел все эти вопросы бесполезными, так что и их тоже не задал.
Через несколько минут неизвестно откуда появился молодой человек, чтобы забрать мопед. Вероятно, это ему Хамиду звонил по телефону перед отъездом из отеля. Как в Макдоналдсе на авеню Маркс-Дормуа, где Малик и его приятель в молчании ели свои куриные крылышки, я завидовал полному отсутствию искусственности в отношениях, этой естественной свободе, этой обезоруживающей способности оказать услугу, ничего не прося взамен. Или, наоборот, принять помощь, не путаясь в благодарностях.
Парень укатил на мопеде, старательно объезжая выбоины на пустыре, а мы с Хамиду заняли свои места в микроавтобусе «тойота». Надо сказать, я нигде не обнаружил названия пункта назначения, однако в салоне уже терпеливо ждали отправления с полдюжины пассажиров.
В невнятном шуме голосов, в запахе холодного бензина и пачулей, в машине с открытыми до предела окнами, чтобы впустить снаружи горячий и неподвижный воздух, я все же решился задать Хамиду несколько вопросов.
Оказалось, что он служит в буркинийском Министерстве сельского хозяйства, какое-то время стажировался в Бобо-Диулассо[47], раз в год ездит в Нигер навестить семью своей матери, несколько лет назад короткое время попытал счастья в торговле лесом на Кот-д’Ивуар. Был женат, развелся и теперь один воспитывает девятилетнюю дочь. Он выложил мне все это ровным голосом, с улыбкой, без малейшего следа горечи или воодушевления.
Как получилось, что, будучи служащим, он добился от своего начальства разрешения вот так, посреди рабочей недели, уехать куда-то в микроавтобусе? Честно ли он зарабатывает себе на жизнь? Делал ли он хоть раз попытку эмигрировать в Европу? Есть ли у него сбережения хотя бы на то, чтобы купить билет на самолет? Есть ли у него дома компьютер? Посылает ли его племянник Малик с оказией какие-нибудь деньги, чтобы помочь ему? Почему присмотр за дочерью поручен ему, а не ее матери? Кстати, кто сейчас ею занимается? Не испытывает ли он угрызений совести, сопровождая незнакомца, вместо того чтобы остаться с ребенком? Всех этих вопросов я, дабы избежать возможной неловкости, разумеется, не задал.
