— Не волнуйся, мы обязательно отыщем их и отправим к тебе.
— Как тебе это удается? — поинтересовалась вдруг Онелла.
— Что именно?
— Никогда не падать духом и не позволять сомнениям овладеть твоей душой.
Ауум нахмурился, прежде чем ответить. Подобрать нужные слова оказалось нелегко.
— Потому что я никогда не сомневался в своей вере или целесообразности своей миссии. Это — наша земля и наш лес. И я не успокоюсь до тех пор, пока все наши кланы не станут свободными и пока запах людей не будет навечно стерт из нашей памяти. Сам Инисс вручил нам Калайус. И ни один человек не сможет отнять его у нас.
Его внимание вдруг привлекло какое-то движение в дальнем конце каменного козырька перед входом. Это была всего лишь мелькнувшая тень, которую не заметил никто, кроме самых зорких лесных хищников. Ауум сорвался с места и рванулся в ту сторону, на бегу бросив Онелле:
— Укрепись духом, и никто не сможет победить нас. Занимайся своими людьми.
Сердце гулко колотилось у Ауума в груди. Тень мелькнула и исчезла, но он точно знал, кому она принадлежит.
— Стой! — крикнул он. — Поговори со мной. Скажи мне, что ты почувствовал. Прошу тебя. Ты — Обращенный, но при этом еще и эльф. Стой!
Но тень уже исчезла. Эльф и сопровождавшая его пантера растаяли в лесу без следа.
Ауум остановился на краю площадки. Взбудораженные чувства мешали ему мыслить связно, и отчаянная надежда на встречу угасла так же быстро, как и зародилась. Он всматривался в лес, вопреки всему продолжая верить, что вот сейчас навстречу ему выйдет Серрин.
— Проклятье, — сказал он и нахмурился. — Что ты здесь делал?
Ауум вернулся обратно к храму. К нему быстрым шагом подошли Элисс и Тиирадж.
— А где остальные?
— Малаар занят со жрецами, готовит мертвых для Возвращения. Виранн и Гинеев ухаживают за ранеными. У них множественные ожоги. А бальзама и мазей у нас мало.
— Жрецы дадут им все необходимое. Сколько раненых выживут? — спросил Ауум.
— Как далеко может прыгнуть ТайГетен? — вопросом на вопрос ответил Тиирадж. — Олмаат остался жив, получив ожоги, способные гарантированно погубить любого эльфа. Тяжесть ранений играет второстепенную роль, все зависит от силы духа и желания выжить.
— Это не ответ. Сколько человек получили ожоги, несовместимые с жизнью? И сколько останутся живы, потому что они — поверхностные и неглубокие?
Тиирадж кивнул на храм.
— Думаю, вам лучше сходить туда и посмотреть самому.
Ауум пожал плечами и жестом предложил им идти впереди, и они вместе вошли в прохладу храма. На каменных плитах вокруг бассейна гармонии вповалку лежали раненые послушники и жрецы. В воздухе висел запах горелой плоти, а под куполом звучало скорбное эхо стонов.
Ауум медленно обошел зал по кругу, опускаясь на колени рядом с каждой жертвой, чтобы произнести слова утешения или молитвы, если все усилия жрецов не помогали спасти их подопечных.
Только к концу обхода Ауум понял, почему Тиирадж отвечал столь уклончиво. Он видел эльфов с ужасающими ожогами на лицах, с одеждой, прикипевшей к телу, и руками, обгорелыми почти до кости, но в глазах у них светилась ярость и сила, которые позволят им выздороветь. Но видел он и тех, у кого ожоги и раны были относительно легкими, но в ком шок внезапного нападения подточил мужество, угрожая отправить их души прямиком в объятия Шорта.
— Тай, — сказал он, — предоставим этих славных эльфов выздоровлению. Инисс благословляет вас всех, и он же вернет вам здоровье и возможность учиться дальше. Мы будем молиться за вас и почтем за честь встать с вами в один ряд в тот день, когда отвоюем свою землю у людей и освободим свой народ.
Ауум повел своих учеников наружу, знаком попросив Онеллу присоединиться к ним.
— Расскажи мне о Такааре, — попросил он.
Выражение лица Онеллы было красноречивее любых слов. Ауум вдруг почувствовал, как его уверенность пошатнулась.
— Если он вам мешает, я могу убрать его.
Онелла вздохнула.
— Нет, нет, я не хочу этого. Нам нужны его озарения, в какой бы форме они ни снисходили на него.
— Он составляет заклинания?
— Сейчас нет. Он никак не может сосредоточиться. Думаю, у него в голове слишком много существ.
