На прощание она принесла мне букет полевых цветов, хотя знала, что они скоро завянут, и десяток прекрасных зимних яблок. Когда я крепко ее поцеловал, она совсем смутилась. Я подарил ей колечко с голубыми камешками, похожее на цветок незабудки. Я не покупал этого кольца и не мог вспомнить, откуда оно у меня. Мария Луиза таких украшений никогда не носила. Быть может, кольцо принадлежало моей матери…
Скоро вы поймете, Хаммер, что судьба не случайно свела нас с вами здесь на борту, — я должен был рассказать свою жизнь. Она не очень длинна, моя жизнь. Но длинна ли она, коротка ли, я рассказал вам главное. А во многом я и сам еще не разобрался.
— Вы не зря мне ее рассказали, Трибель. У вас станет легче на душе.
— Но мы еще не кончили. Горький конец впереди.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел Садовского. Он засмеялся и сказал:
— Спустимся скорее в помещение команды. Я вам кое-что покажу.
Пока мы спускались, он объяснил:
— Монахиня — я говорил вам, что она интересуется командой, — сидит в каюте Владимира Клебса, и он угощает ее кофе с настойкой. Зрелище для богов! Она не думала, что кто-нибудь увидит ее. Сидит и таращит на него глаза. Поглядите сами.
Мы прошли несколько дверей и остановились перед каютой Клебса. Матрос, его сосед по каюте, выдворил нас. Он несколько раз приносил в каюту угощение. Садовский упорно пытался привлечь внимание окружающих к монахине или помешать Клебсу открыть новую бутылку.
Клебс рассердился. Он вышел из каюты и потребовал, чтобы не мешали его беседе. Он сказал, что должен обсудить с монахиней очень важное дело. Я уже догадался, что Клебс и монахиня просто разговаривают и намеки Садовского — сущая чепуха.
Сосед Клебса не стал бы снова и снова носить кофе и печенье в каюту, не будь для того серьезных причин. Наконец монахиня ушла. Товарищи столпились вокруг Владимира Клебса, расспрашивая его о беседе. Садовский тем временем ушел, почувствовав, что этот разговор будет ему неинтересен. Но матросы продолжали расспрашивать Клебса. Он кивнул мне, предлагая остаться и послушать.
Клебс объяснил, что монахиня — специалистка по азбуке для слепых, иначе называемой азбукой Брайля. Она научила читать уже десятки, даже сотни слепых детей. Буквы накалываются на странице выпуклыми точками, так что ребенок, который прошел это обучение, через некоторое время может, ощупывая страницы, читать текст. Постепенно он выучивается читать даже географические карты. Но это трудная задача, которая требует полной сосредоточенности и ребенка и учителя.
А у Владимира Клебса есть маленькая сестра, которая несколько лет назад ослепла после болезни. В Польше только еще собираются создать светскую школу для слепых. До сих пор слепых детей учат лишь в школе при церковном училище. Владимир Клебс однажды уже встретился случайно с этой монахиней, и она пыталась убедить его отдать сестренку в их школу. Светская школа откроется, быть может, через несколько лет. Зачем заставлять ребенка так долго ждать?
Эта монахиня пыталась ввести изучение системы Брайля в Бразилии. Сейчас группа монахинь занимается переводом азбуки для слепых на португальский язык. Они надеются, что это увеличит приток детей в их школы. Но семья Клебса в отличие от многих других польских семей настроена решительно против церкви. Они не хотят отдавать девочку в такую школу.
Владимир Клебс так и сказал монахине. Она же убеждала его, что главное — поместить ребенка в хорошую школу, где ему будет создана возможность относительно нормальной жизни. Клебс понимал, что это предложение вызовет ярость его отца. Что значит относительно нормальная жизнь? Ребенок избавится от одного зла и станет жертвой другого. И неизвестно, какое зло меньше. Если бы задать этот вопрос монахине, она бы, конечно, ответила — духовное.
До полуночи мы толковали о предложении монахини и о том, что в нем хорошего и что плохого для его маленькой сестры.
Мы уговаривали Клебса разыскать какого-нибудь педагога будущей светской школы для слепых и прежде всего посоветоваться с ним. Он должен знать, когда предположительно откроется такая школа. Если ее открытие — дело близкого будущего, вопрос решается сам собой. Странным образом, Клебс колебался, как будто был чем-то обязан монахине. Пожалуй, он предпочел бы без промедления послать девочку в духовную школу.
