Мой еврейский друг по секрету говорил мне, что он очень ждал своих, советских, но теперь сильно разочарован в них. При румынах было лучше и он жалеет о них. Он сказал, что ни в одной стране мира нет такого безразличного отношения к своему населению, к своему народу. Если бы у него была возможность сбежать куда-нибудь, то он первый сбежал бы.
С установлением законной советской власти, начали действовать органы правопорядка и госбезопасности: МВД, НКВД и другие. Многие жители незаметно куда-то исчезли. Тех жителей, которые при румынах занимались крупным гешефтом, работали в румынских учреждениях или чем-то выделялся, всех забрали куда-то. Как по приказу население стало принимать внешний вид, похожий на пролетария, рабоче-крестьянского стандарта, покроя. Девушки, которые при румынах выглядели королевам, теперь старались походить на золушек. Так было спокойнее. У людей изменился внешний вид, речь, походка и тема разговоров.
Моего друга, Козака Михаила, тоже забрали в НКВД. Его жена Лида приходила ко мне домой и просила, чтобы я сходил туда. Просила замолвить за него доброе слово. Ведь он же не виноват, что был евреем и хотел выжить. Тем более, он мне тоже помогал, когда мне было трудно. Хоть я и не хотел идти туда, в НКВД, я их боялся, как черт ладана, но все же, что бы помочь другу, я согласился. Это учреждение работало по ночам и меня там приняли вечером, когда уже было темно. Я попал в кабинет, где за столом восседал офицер в чине капитана. Не знаю, за кого меня приняли, но разговаривали со мной вежливо. Я сказал, что я сосед Козака Михаила, и что я могу о нем рассказать больше, чем кто другой или даже больше, чем он сам о себе. Я рассказал все, что знал о моем друге, ответил на много вопросов и по тому, как офицер реагировал на наше собеседование, было понятно, что он тоже не думает, что Михаил в чем-то виноват и дело ведет по долгу службы. По-видимому, кто-то из бывших друзей или соседей написал на него донос, а следователь по долгу службы должен был принять к делу. Мишу дня через три отпустили домой. Однажды меня самого вызвали в НКВД по повестке. Меня спрашивали про людей, которые при румынах работали на них. Я сказал, что у румын работали только мужчины и тех, которые работали на них, уже забрали. Женщины при румынах больше сидели дома или торговали на базаре. Меня заставили написать автобиографию и отпустили домой. Больше меня не вызывали.
В течение месяца или полутора, как пришли красные, было несколько острых ситуаций, грозивших мне гибелью. Одна из них была такова. По домам ходили военные из комендатуры, они проверяли мужчин. Их интересовало, состоят ли мужчины в военкомате на учете. Нет ли таких, которые прячутся от призыва в армию. В соседском доме обнаружили парня лет девятнадцати, который не имел документов и в военкомате на учете не состоял. Его пригласили пройтись в комендатуру. Парень сопротивлялся и сказал, что у него под боком живет немецкий власовец-легионер и тоже прячется. Пришли к нам. Спросили, кто я такой и где сейчас нахожусь. Дома была тетя Маня. Она сказала, что это парень военнопленный, живет здесь давно и сейчас находится на работе на станции. Я действительно тогда работал в мастерской на железнодорожной станции рабочим. Патруль еще больше рассердился на моего соседа, обругал его по-разному и забрал с собой в комендатуру. Потом его к вечеру отпустили. Однако у меня тогда было везение, и все опасные случаи обошлись благополучно.
Скоро меня снова взяли в армию и я некоторое время, месяца полтора, служил в запасном полку. Каждый день маршировали. Пешком, на себе на плечах носили снаряды к Днестру к Дубоссарам. В часть приходили представители из воинских частей и отбирали себе то артиллеристов, то связистов. Однажды я попал на медкомиссию и меня комиссовали по прошлому ранению в руку. Дали статью 69б и отчислили из армии. Я взял документы и приехал домой в Фергану. Времени я зря терял. Приехав домой, сразу же поступил в мединститут. Своего стремления к какой либо профессии у меня не было. В августе в Фергану приехали одноклассники студенты на каникулы. Это были Мида Матейко и Сара Гуревич. Они учились в Москве в мединституте. Их рассуждения на тему выбора профессии исходили из сугубо практических житейских соображений. Они говорили, что врач - это древнейшая и благородная профессия, дающая возможность работать в любом месте на земле, где живут люди. Все люди болеют и нуждаются в докторах, будь то город, деревня, лес или пароход. Везде найдется работа. Я послушался их совета и поступил в Самаркандский мединститут.
