И с этого дня везде, где был хотя бы небольшой текст Эренбурга, «неумолимо» ставилась его подпись.
О любви и уважении, которым пользовался у фронтовиков Илья Григорьевич, говорили сотни писем с треугольным штампом "Полевая почта" на конвертах, приходившие в редакцию. "Хочу сказать вам как читатель, — писал лейтенант Александр Власов, — быть может, вы полностью не чувствуете, какую большую работу «делают» ваши строки. Я, мой комиссар, мои бойцы и командиры вот уже полгода на протяжении совместной работы не пропустили ни одной вашей корреспонденции. В пути или в лесу под Воронежем — всюду вы наш друг и товарищ".
С первых же строк писем чувствуется дружеское, теплое, доверительное отношение фронтовиков к Илье Григорьевичу. "Здравствуй, дорогой писатель и боец за дело социалистической Родины — Илья Эренбург!", "Большое у вас сердце, и бьется оно хорошо". Это — все из писем. Его статьи сравнивали со снайперскими пулями, снарядами, минами, бомбами, тараном, залпами «катюш». Они "как штыковые удары бойцов, идущих в бой за Родину".
Начальник авиационного отдела "Красной звезды" Николай Денисов, возвратившись из поездки с Эренбургом, рассказывал мне:
— В знойный полдень на перекрестке дорог к северо-востоку от Минска мы натолкнулись на большую группу пленных. Конвоиры, пережидая жару, усадили их в придорожные кюветы. По своему обыкновению Эренбург тотчас вышел из машины и заговорил с нашими бойцами. Разглядывая писателя, одетого в штатский пиджак, косясь на его запыленный берет, из-под которого выбилась прядь волос, какой-то солдат полюбопытствовал: "Это, наверное, доктор?" Когда он узнал, что это писатель Эренбург, его лицо сразу изменилось, засветилось вместо праздного любопытства довольной улыбкой. Он весь подтянулся, принял молодцеватый вид и все время старался попасть на глаза Эренбургу, чтобы лихо откозырять и скороговоркой пробормотать несколько слов о его последней статье, прочитанной в "Красной звезде".
На командном пункте дивизии, находившемся в лесочке, несколько восточнее Минска, офицеры штаба радушно встретили писателя. Кто-то, зная, что он обычно выстукивает свои статьи на машинке, положил в «виллис» трофейную пишущую машинку; кто-то подарил трофейный пистолет, кто-то принес пачку писем фашистских солдат, найденных на полевой почте разгромленной немецкой дивизии.
Помню я такой эпизод. В январе сорок второго года Эренбург, Коломейцев и я выехали на Западный фронт. Прибыли в Перхушково, на КП фронта. У контрольно-пропускного пункта нашу машину остановила хрупкая девушка с автоматом, утопавшая в овчинном полушубке. Потребовала пропуска. Вышли мы из машины. Я и Коломейцев предъявили свои документы, и нас пропустили. Илья Григорьевич полез в карман за удостоверением, но девушка его остановила:
— Не надо, товарищ Эренбург. Вы проходите. Я вас знаю…
Бойцы, защищавшие Москву, написали Эренбургу: "Пишем вам и думаем как вас назвать. Одни из нас предлагали назвать вас бесстрашным минером, другие — отважным танкистом, третьи — героем-летчиком, истребителем, так как ваши статьи так же грозны для фашистов, как все эти бойцы".
Мы получали немало сообщений, что Эренбург зачислен в боевой расчет пулеметной команды, авиазвена, батареи. Вот один из документов, присланных в редакцию со Сталинградского фронта в августе 1942 года:
"ПРИКАЗ
частям 4-й гвардейской танковой бригады 21 августа 1942 года.
№ 0112 с. с. Березовка 1-я.
Учитывая огромную популярность писателя Ильи Эренбурга среди личного состава и большое политическое значение его статей в деле воспитания стойкости, мужества, любви к Родине, ненависти к немцам и презрения к смерти и удовлетворяя ходатайство комсомольской организации бригады, зачислить писателя Илью Эренбурга почетным гвардии красноармейцем в списки бригады в 1-й танковый батальон.
Командир 4-й гвардейской бригады
гвардии полковник Копылов
Военком бригады старший
батальонный комиссар Сверчков
Начальник штаба бригады
гвардии подполковник Товаченко".
Таких приказов с приложением к ним красноармейских книжек, гвардейских значков и других документов приходило немало. Это было не только данью уважения и любви, но и признанием того, что писатель как бы рядом с ними, в атаке, в бою.
