После войны папа продолжал работать в ГИДУВе, а Таня, выйдя замуж, уехала в Псковскую область, где располагалась воинская часть, в которой служил ее муж Леня. Демобилизовался он только в 1948 г., и они приехали в Ленинград.
Продолжая вспоминать жизнь папы, следует рассказать об интересном эпизоде. Когда началось «дело врачей», ГИДУВ стал интенсивно очищать кадры от врачей и сотрудников — евреев. Начали с заведующих кафедр, профессоров — и по нисходящей, по поводу и без повода. У папы это выглядело так. Его вызвал начальник отдела кадров и сказал строго: «Григорий Михайлович, вы многие годы бессовестно обманывали советскую власть. И нас. Вы устроились работать врачом по подложному диплому, выданному некому Гирш-Герману Плоткину. А вы ведь Григорий Михайлович (по паспорту). Мы вынуждены вас уволить». Папа пытался объяснить, что диплом выдан во Франции по тогдашнему российскому паспорту, где он записан как Гирш, а Герман, по французским правилам, добавлен как перевод Гирша. На что получил в ответ: «Вы эти сказки рассказывайте вашим друзьям». И папа был уволен. Но на помощь ему пришел зав. кафедрой неврологии чл.-кор. академии мед. наук Давыденко, оформив его на полставки консультанта-терапевта. Одновременно он посоветовал обратиться в суд для подтверждения идентичности Гирша-Германа Плоткина (так в дипломе) Григорию Михайловичу Плоткину (так в паспорте), признав, что это — одно и то же лицо. Папа подал соответствующее заявление в суд, его приняли, но сказали, что необходимы два свидетеля, которые были с ним в Париже и вместе учились на врачебном факультете Сорбонны. Ничего себе! Но в СССР вместе с папой оказались два его друга, учившиеся с ним. Это Саша Коган, живший в Москве, но к 51 году он был очень болен и парализован после инсульта, и Миша Мушкатин, к сожалению, скончавшийся в 1949 г.
Кстати о дяде Мише Мушкатине, папином друге. Они познакомились еще в Париже, во время учебы на медицинском факультете Сорбонны. Я вспоминаю эпизод, связанный с дядей Мишей.
Однажды, в 1948 году, придя домой из института, я застал отца и дядю Мишу за столом с выпивкой. Я удивился, ибо редко видел выпивающих у нас в доме, а днем так впервые. Дядя Миша обратился ко мне: «Шурик! Присоединяйся! Сегодня исторический день для евреев. Создано государство Израиль. Это изменит судьбу евреев — может быть, не сегодня, но в будущем — обязательно». И на глазах у него появились слезы.
Надо признаться, я очень мало знал об истории еврейского народа, о сионизме, и мне была непонятна реакция отца и дяди Миши Мушкатина. Ну образовался Израиль где-то в не очень известных землях. Как это могло касаться меня? Пройдет несколько лет, и я пойму состояние этих немолодых евреев. А еще через несколько лет с созданием нового государства Израиль будет связана судьба нашей семьи и последующих поколений Плоткиных.
И вот папа поехал в Москву, нанял нотариуса и двух медиков-свидетелей, и они взяли показания Саши Когана, нотариально засвидетельствованные, об учебе папы в Сорбонне под именем Гирш-Германа. А вторым свидетелем стала вдова дяди Миши Мушкатина, Евгения Соломоновна Богорад. Суд был назначен на апрель 1953 года.
За несколько дней до суда позвонила секретарь суда и попросила папу принести справку с места работы. Когда папа пришел в отдел кадров за справкой, тот же заведующий сказал с иезуитской доверительностью: «Ну зачем вы все это затеяли? Неужели кто-то может усомниться, что вы врач с огромным стажем?!» С одной стороны, бессовестная наглость, с другой — естественное поведение продукта советской действительности. В заключении: суд состоялся, и была признана идентичность Гирш-Германа Плоткина Григорию Михайловичу Плоткину. Но заведование отделением ему уже не предложили, и он стал просто лечащим врачом на женской терапии.
Отец. Ленинград, 1968 год
Папа продолжал работать в ГИДУВе до возраста 84—85 лет, т. к. после воспаления легких он очень ослаб и быстро после болезни начал стареть и физически, и умственно. Когда он в 1979 году, на 88 году жизни, упал и сломал шейку бедра, это подвело черту его жизненному пути. Урну с папиным прахом похоронили на Преображенском кладбище, в могиле моей мамы. К этому времени кладбище это было закрыто, но подхоранивать урны к родственникам разрешалось. К этой же могиле были подхоронены урны мужа Тани — Лени и самой Тани. Могила сейчас выглядит так: (см. фото).