Покормив нас, женщина дала нам овчины и тулупы, и дала нам одеяла, которыми мы могли укрыться. Она попросила, чтобы мы сняли всю свою мокрую одежду, и повесила ее сушиться на русскую печку. Когда она увидела, что мы кладем наганы под голову, то сказала: ”Вы не бойтесь, я спать не буду, посижу, посторожу вас, а утром разбужу рано, а то немцы по хатам шарят, ищут вот таких, как вы”. Мы легли и заснули спокойным сном, благодарные этой замечательной русской женщине, которой мы обязаны были своим спасением.
Рано утром, еще чуть светлел восток, хозяйка нас разбудила. Мы надели на себя теплое сухое обмундирование, и даже я почувствовал, что силы возвращаются ко мне. Хозяйка накормила нас и дала на дорогу большой круглый каравай самодельного хлеба.
Пришла пора прощаться. Мы уходили из этого замечательного дома, от этой замечательной русской матери, от этой большой патриотки в скромном крестьянском платке.
"Нет, - подумал я про немцев, которых видели мы сегодня ночью в машине на шоссе, - нет, вы нигде и никогда не встретите такой любви и ласки; наша земля греет нас, от нее вы не ждите тепла!” Миняев, насколько помню, записал фамилию этой женщины, я же, по молодости лет, этого не сделал.
Славная наша хозяйка указала нам путь в сторону Можайска, до которого было, насколько помню, километров 40. Мы попрощались с ней, пожелали, чтобы ее муж и сын вернулись невредимыми с войны; она нам пожелала счастливого пути.
Когда мы вышли за пределы деревни, то видели, как метров за 150 от нашей дороги, около каких-то сараев, около своих машин возились немцы. Место, где они собрались, было освещено электричеством, и мы видели их хорошо; они же не подозревали, что совсем недалеко от них, выспавшиеся и отдохнувшие, шагали четыре командира Красной Армии, намеревавшиеся сегодня же попасть на свободную от немцев территорию.
Весь день 17 октября мы шагали по дорогам, приближаясь к нашей заветной цели - к Можайску. Капитан из штаба армии шел быстрее нас, и мы скоро потеряли его из вида.
Чем ближе подходили мы к Можайску, тем яснее становилась для нас обстановка. От местных жителей мы узнали, что немцы Можайск не взяли, что еще вчера были люди, которые приходили из Можайска, и которые утверждали, что сплошной линии фронта нет.
Во второй половине дня нам повстречалась группа москвичей, которые, как они нам рассказали, были посланы в тыл немцам для организации партизанских отрядов и участия в их действиях.
Мы рассказали им об обстановке на оккупированной территории, о том, где скорее всего можно встретить немцев, а где их еще пока нет.
Рассказали о замечательных смоленских жителях и об их помощи отступающим.
В свою очередь, встретившиеся нам товарищи рассказали, как живет Москва, рассказали о большой эвакуации, которая там сейчас происходила, а самое главное, они сказали, что южнее Можайска, лесом, можно пройти на свободную территорию, что в этом месте они прошли утром, и что там линии фронта нет. Они сказали, что Можайск находится в руках Красной Армии, но они предупредили, что нам надо спешить, что линия фронта может каждый час замкнуться, и что тогда наш проход весьма осложнится или сделается вообще невозможным.
Мы выслушали их и пошли, стараясь прибавлять шаг. На дороге, по которой мы шли, двигалась целая вереница таких же как мы людей, пробиравшихся на свободную от немцев территорию.
Когда до Можайска осталось километров 15, Миняев стал говорить, что он предлагает переночевать в ближайшей деревне. Волков считал, что делать этого нельзя, что эта ночь может стоить нам жизни и всех наших трудов. Но Миняев решил остаться в деревне ночевать. Я собрал все свои последние силы и пошел вместе с Волковым.
Вскоре на дороге мы присоединились к группе бойцов, состоявшей из 10-12 человек; старшим у них был высокого роста, очень решительный красноармеец. Шли они еще быстрее нас. Теперь пришлось напрягать все свои силы, которых, надо сказать, осталось совсем немного. Тяжелый путь и один мог измотать любого человека, да еще привязалась болезнь.
Мы подошли к какой-то деревне, где решили перед переходом фронта несколько отдохнуть. Расположились мы в пустой школе, куда нас пустил сторож. Мы лежали на полу класса и грызли откуда-то появившийся горох. Я не помню названия этой деревни, запомнил я лишь, что где-то рядом была деревня Ельня; это название, известное мне хорошо, врезалось в память.
