Нужно сказать, что Гасан ибн-Камал несколько изменился: лицо его слегка осунулось и побледнело, глаза запали и смотрели пронзительно, борода стала длиннее, волосы тоже отросли основательно и были собраны сзади в хвост. На голове он носил изрядно потрёпанную и выцветшую зелёную фетровую шляпу, а одежда, хоть и сшитая из привычных шёлковых материй, была заметно поношена и имела непривычный фасон. Подходила она скорее для верховой езды, нежели для мореплавания. Но самое главное было то, что капитан теперь значительно меньше улыбался.
— Как вы, капитан, как вы живы здоровы?—наконец спросил я.
Он улыбнулся, помолчал минутку и сказал неопределённо:
— Да вот, жив-здоров, как видите…
— А я думал, что вы погибли в море. Юсуф—тот вообще места себе не находил и не хотел верить, что вы утонули.
— Юсуф…—пробормотал Гасан ибн-Камал,—Бедный мальчик. Что с ним теперь?
— Он остался в Бейруте вас дожидаться. Он сказал, что вы прекрасный пловец. Но я-то видел, какая была буря. И сколько гашиша вы употребили. Даже Джонни Вайсмюллер не выплыл бы в такую погоду и в таком состоянии!
— Дело в том, что я и не выплывал.
— А как же вы добрались до берега?—удивился я.
— Вот это загадка и для меня.—он помолчал,—Я не выплывал, а вывалился прямо на сушу, причём в такие места, которые показались мне сказочными. До моря из этих мест было не менее трёхсот фарсахов.
— Что вы говорите!
— Да. Я всегда верил в чудеса и стремился к ним. И со мною чудо случилось. Жуткое какое-то чудо. Я, признаться, и не верил, что увижу уже кого-нибудь из своих знакомых или родных. И вот—увидел. Такая удача!.. Не верится, что я здесь,—он провёл рукою по глазам и помотал головой, сказав «фр-р-р-р-р»,—Фантасмагория какая-то!
— Вы переутомлены,—понял я вслух,—И вам нужно отдохнуть.
— Вы правы. Спать. А завтра обо всём поговорим.
Я проводил пошатывающегося Гасана ибн-Камала в опочивальню, он упал на сплющенный множеством спин тюфяк и тут же заснул, а я подумал: «Какое счастье, что я не ушёл из Итиля вчера или даже сегодня утром».
Спал Гасан ибн-Камал долго и беспокойно. Ворочался во сне, бормотал что-то на непонятных языках, звал какую-то женщину, декламировал стихи, автор которых объявлял себя Королём ящериц. Какая глупость, подумал я. Потом к утру он несколько успокоился и проспал до полудня.
Когда он проснулся, его уже ждал кувшин ключевой воды, который несколько раз наполнялся, благовония и новая одежда. Когда Гасан ибн-Камал попытался возразить и из вежливости отказаться, я мягко отклонил его возражения, сказав:
— Теперь вы мой гость. Пожалуйста, не возражайте.
В шёлковом халате, тюрбане и расшитых золотом туфлях из лучшего кордована капитан выглядел почти так же, как раньше, только, пожалуй, более мужественным, что ли. Позавтракав кукурузными лепёшками с мёдом и прекрасным зелёным чаем, мы приступили к беседе и обсуждению того, что же нам делать дальше. То, что капитан рассказал мне о своих чудесных приключениях так потрясло меня, что я если и не потерял дар речи от удивления, то замолчал надолго, переваривая новую для меня пищу. Потом, наконец, спросил:
— А как вы сами объясняете эти свои перемещения во времени и пространстве?
— Я не знаю пока. Таких случаев было по крайней мере пять. И в четырёх из них всё напрямую связано было с травами. Например, я курил гашиш. Или пил крепкий чай. Однажды—абиссинский кофе. И в друг—порыв ветра—и я оказывался в совершенно незнакомом месте. Причём ни разу не попадал в одну и ту же временную и пространственную точку дважды. Я как бы вываливался из времени, в котором в тот момент находился. То есть это не было каким то путешествием сознания—я перемещался вместе с телом. Воспринимал окружающий физический мір телесно, осязал и обонял. Я подозреваю, что меня можно было бы даже убить в тех местах и временах, в которых я оказывался. Может быть, ощущение тела было иллюзорно, а сам я находился в какой-нибудь тмутараканской чайхане. Или на багдадском постоялом дворе. Не знаю. По крайней мере я видел такое, чего и не придумаешь, будучи средневековым арабом или евреем, даже очень образованным. Или там узбеком. Колоссальные эти переживания и опыт произвели в моём уме некоторые подвижки и я, всерьёз задумавшись над природой времени и пространства, пришёл к интересным выводам, которые и намереваюсь изложить в своей «Сумме».
