Отношения мои к ленинцам оказались настолько превосходными, что, несмотря на опубликованный мною в журнале «Пепль» большой памфлет против большевиков, они не только не препятствовали признанию моего мандата, но даже выбрали меня официальным представителем сначала в комиссию по кооперативам, а потом и в подкомиссию, где мне пришлось с Жоресом, Вандервельде, фон-Эльм и пр. окончательно вырабатывать резолюции.
И тут, как в Штутгарте, благодаря правильно понятой позиции окончательные результаты съезда почти полностью совпали с теми резолюциями, которые были приняты большевистской фракцией по моему докладу.
В результате кооператоры пригласили меня почетным гостем с решающим голосом на международный съезд кооперативов в Гамбурге, имевший место тотчас по окончании конгресса в Копенгагене.
К сожалению, завязавшиеся таким образом короткие отношения с ленинцами не были прочны, ибо остальные члены нашей группы (особенно тов. Алексинский) о таком сближении не хотели ничего и слышать.
Впрочем, на некоторое время я отошел от политической работы, потому что меня постигло большое семейное несчастье: умер мой ребенок, — и в связи с этим и рядом других обстоятельств, о которых я сейчас не буду ничего говорить, я покинул окончательно Капри и пространствовал некоторое время вместе с моей женою по разным местам Италии.
Между тем, несмотря на некоторую неудачу опыта с каприйской школой, решено было этот опыт повторить. Средства для второй школы были даны главным образом уральскими рабочими, которые составили половину учеников этой новой школы.
После некоторых колебаний решено было организовать ее в тихом, но достаточно богатом научными ресурсами городе Болонье. Болонская школа в гораздо большей мере лежала на моих плечах, чем школа каприйская: она была создана к зиме 1911 года>90. Ученики, собранные на этот раз тов. Аркадием (Ф. Калининым), были по своему качеству несколько ниже каприйских, но и тут было тем не менее несколько выдающихся людей, из коих отмечу товарища Гл. Авилова, ныне члена президиума Всероссийского Совета Профессиональных Союзов, занимавшего также одно время пост народного комиссара почт и телеграфов.
В числе преподавателей были частью старые (кроме Горького, который не смог приехать в Болонью), частью новые (Ал. Мих. Коллонтай>91).
С огромным интересом были также прослушаны лекции тов. Павловича>92. Читал и П. П. Маслов>93.
Из этого уже видно, что болонская партийная школа стояла на менее исключительно «впередовской» точке зрения.
Повторяю, болонская школа далась мне гораздо труднее каприйской: я считался как бы официальным ее директором, ибо один только говорил на итальянском языке, сносился по всем организационным делам со всеми властями и, можно сказать, размещал, лечил, кормил учеников столько же, сколько учил их.
Между тем я читал им также большой ряд лекций, опять-таки историю германской социал-демократии, затем историю Великой французской революции и историю русской литературы.
Кроме того, я посещал с ними музеи в Болонье, а позднее в Париже, как, впрочем, и с каприйскими учениками мне удалось посетить музеи Неаполя и Рима.
По окончании болонской школы группа «Вперед» постановила вызвать меня из Италии и перевести в Париж для более постоянной политической работы. Мы затеяли в то время усилить нашу литературную и практическую деятельность.
Мое пребывание в Париже от конца 1911 г. по 1915 г. было посвящено довольно многосторонней деятельности. Во-первых, я сделался постоянным корреспондентом трех русских периодических изданий, именно: «Киевской мысли», «Дня» и «Вестника театра»>94. Я переиздал в настоящее время часть моих статей, накопившихся за этот четырехлетний промежуток>95. Их очень много, они написаны на самые разнообразные темы, и я уверен, что вместе они покажут, что являлись не простыми статьями газетчика, а большой работой по анализу западноевропейской культуры, в особенности французской.
Одновременно с этим я писал довольно большое количество статей в ежемесячных журналах и различного рода сборниках.
Помимо литературной работы я основал кружок пролетарской культуры, в котором работал целый ряд выдающихся пролетарских писателей: были там и Павел Бессалько
