После Бибикова полк наш принял полковник барон Ипполит Александрович Вревский. Знакомство наше началось с самого начала нашего пребывания на Кавказе. Вревский был дружен с Михаилом Александровичем Назимовым, который и познакомил нас с ним. С самой первой нашей экспедиции и до самого выезда нашего судьба соединяла нас с бароном И.А. Вревским везде, начиная со Ставрополя, потом в чеченских и дагестанских экспедициях, в отряде под Ойс-Унгуром и особенно во Владикавказе, где уже мы служили под его начальством, как нашего полкового командира, и где сблизились с ним еще более. Барон Ипполит Александрович Вревский был, могу сказать, одним из образованнейших и умнейших людей своего времени. Помнится, что он кончил курс или учился в Дерптском университете, где слушал также курс медицины, знал многие иностранные языки, был очень любознателен, имел чрезвычайно многосторонние познания и специально изучил военные науки. В приемах своих он был очень оригинален и несколько застенчив, что к нему удивительно как шло. Небольшого роста, брюнет, с проницательными карими глазами, правильными, несколько южными чертами, тихою, как бы вкрадчивою поступью, он, тем не менее, был очень живого и веселого характера. По его уму, многосторонним познаниям, по его вполне геройскому мужеству и страсти к военной боевой службе я тогда еще предсказывал ему великую военную роль в будущем, и если б не ранняя смерть его в лезгинском горном походе 1859 года, я и до сих пор уверен, что, проживи он долее, то, без сомнения, был бы одним из замечательнейших русских военноначальников. Вревский с самого начала не довольствовался одною штабною службою, а всегда в делах, по его собственному желанию, командовал батальоном и всегда старался выбирать самые почетные по опасности позиции. Как теперь смотрю на него в левой цепи в одной из горных экспедиций с Куренским батальоном, на огромной высоте, в страшном огне, прокладывающего себе дорогу. Я восхищался его хладнокровием и мужеством. Невозмутимо спокойный, с коротеньким чубуком в зубах, он шел вперед, разрушая завалы и все преграды самой дикой природы. Однажды также один из батальонов его Навагинского полка вел оказию, в которой находился и он. На дороге он был окружен огромною партиею горцев; бывшие тут в оказии, конечно, оробели, ожидая дурного исхода, но он хладнокровно переезжал от одного фаса к другому, распоряжался отчетливо и так успешно, что неприятель был отбит и "оказия" приведена благополучно. Как я упомянул выше, он слушал в Дерпте курс медицины, и отмечу как особенность: он имел охоту Петра Великого рвать зубы. Однажды, когда мы были у Суслова, командовавшего Гребенским полком в Червленной станице, между нами был также уже знакомый читателю по Науру граф Штейнбок, у которого сильно болел зуб; вдруг слышим колокольчик и подъехавший экипаж, а затем входит Ипполит Александрович; поздоровавшись со всеми, он, увидев страдания графа, тотчас же предложил ему выдернуть зуб; тот, хотя, быть может, и усомнился в его искусстве, однако ж, мучимый болью, согласился. Он немедля достал инструменты, которые возил с собой, и операция мгновенно была совершена вполне успешно, и как благодарен был ему его пациент!
Приняв полк, барон Вревский купил свой дом на Большой улице. Все приезжавшие в Тифлис или из Тифлиса были гостями Вревского. Тут можно было видеть цвет петербургского военного общества или, лучше сказать, цвет русской армии. У него я познакомился со многими тогда еще молодыми людьми, которые впоследствии занимали, а некоторые еще продолжают занимать высокие посты в государстве. Между ними помню прославившегося во всем свете знаменитого комиссара в освобожденной Болгарии князя А.М. Дундукова-Корсакова, тогда еще молодого адъютанта главнокомандующего графа Воронцова; помню также двух братьев Глебовых, старший из коих был героем дня, так что в Петербурге что-то из принадлежностей дамского туалета называлось a la Gleboff, и потом был убит в каком-то деле. О его смерти мне писал Ипполит Александрович Вревский в Россию, называя его "русским баярдом". Был также, кажется, еще полковником, флигель-адъютантом Николай Васильевич Исаков, граф Штейнбок, который жил одно время в Науре у полкового командира Аминова и с которым мы были коротко знакомы и вместе были в некоторых экспедициях; опять я должен сказать, что это был очень умный, приятный и благороднейший человек. К Ипполиту Александровичу он заехал проездом, уже на деревяшке лишившись ноги в воронцовскую-даргинскую экспедицию. Штейнбок был большой остряк и шутник… Во Владикавказе начальником округа был генерал Петр Петрович Нестеров, высокий ростом красавец в полном смысле и опять-таки прекраснейший человек. Мы у него иногда бывали и часто виделись с ним у Вревского. Жена его была очень хороша собой, а также и ее сестры, при нас еще девицы. С благодарностью должен вспомнить при этом, что, по моему ходатайству, Нестеров возвратил из Сибири одного черкесского князя, жившего с другими черкесами в Минусинске, о чем я упоминал в своих сибирских воспоминаниях.
