Глава 34. Воспитательное подвешивание
С момента, когда лапы снова ступили на дрессировочную площадку, вся моя жизнь, которая и так была перевернута с ног на голову, совершила еще один кувырок, больно приземлившись на лопатки.
Думаете, я преувеличиваю? Именно на лопатках я постоянно оказывалась, если не понимала, что хочет от меня этот новый кинолог. И он не просто меня валил с ног, он делал это таким резким рывком, что я буквально кувыркалась в воздухе. Все это происходило с хватом металлических зубов на шее и последующим удушением, когда я вскакивала на лапы. Вырваться было нереально, и через какое-то время мне пришлось сдаться, ведь любая моя попытка укусить заканчивалась этим приемом.
— Твоя собака слишком строптива! — заявил Ма кинолог. — Тебе бы посадить ее на ЭШО2, пока гонор не спадет.
— Его надо купить? — ответила Ма.
— Нет, мы даем напрокат! На следующее занятие рекомендую быть уже с ним. И перестань ее кормить! Пусть заработает сначала!
Ох, чувствовал мой мокрый нос, что говорили они о чем-то недобром. Разве мог так агрессивный человек предложить что-то хорошее? Вот и я думала, нет.
По возвращению домой я и там столкнулась с переменами.
С меня не сняли ни этот клыкастый ошейник, ни поводок. И если сначала это не особо мешало, то когда Ма стала применять кувырок, который ей показал кинолог, мне это не понравилось. Я вскочила на лапы и оскалилась. Ма потянула поводок вверх, оторвав мои передние лапы от пола, а железные клыки сомкнулись на моей шее. Я задыхалась, но продолжала брыкаться, пытаясь освободиться.
Когда хват ослаб, у меня не было желания связываться с агрессором, я просто хотела вернуться на свой диван, с которого меня так жестоко скинули. И тут снова этот кувырок. А потом снова и снова. И всегда, когда я лезла на диван. Как только я легла на пол, давление прекратилось.
Вторым изменением стало мое кормление. Его снова не стало. И со стола я больше не могла взять, т. к. дверь на кухню отныне была заперта.
Еще одним кошмаром для меня обернулись прогулки, на которых с поводка меня больше не спускали, а отпускали с ним. Я на радостях бросилась бежать, и тут конец поводка зацепился за какой-то сук, и по моей шее пришелся резкий удар клыков. Как-то бегать в такой перспективе совсем не хотелось.
И ведь главным оставался вопрос: что я делала не так, раз меня постоянно били? И что нужно делать, чтобы нормально жить?
В нашей стае творился какой-то бедлам!
Может быть, причина была в разношерстности и сложностях понимания каждого вида? Может быть, мы были какими-то несмышлеными? А может быть, вожак не справлялся со своими обязанностями? Да и кто у нас был вожаком?
Сложно судить о таких серьезных вещах, когда тебе всего лишь восемь месяцев от роду и ты только-только вступила в подростковый период, когда мозг штормит от гормональных перестроек.
Но были определенные правила, которые я к своим восьми месяцам усвоила четко:
— Если тебя не кормят, не беда! Еду всегда можно украсть или найти на улице;
— Если хочешь избежать травм, убегай;
— Если хочешь играть — играй, пока никто не видит;
— Хочешь больше гулять — быстрее бегай и как можно дольше не сдавайся, а то уведут домой;
— Если ты видишь чужого человека или собаку, необходимо нападать первой, потому что все несут угрозу твоей стае;
— Машина — это русская рулетка, она привезет тебя на прогулку, или на пытку;
— Если не хочешь идти на дрессировку, притворись больной, получалось не всегда, но иногда действовало; то же самое делай, если хочешь получить внимание;
— Дрессировка, дрессировочная площадка и кинолог — собачий кошмар;
— Все, что говорит Ма — бессмыслица, она постоянно что-то говорит, но это не несет никакого смысла;
— Стая наша странная, вожака в ней нет. Иногда Ма делает вид, что она вожак и всем управляет, а иногда отдает полномочия нам, низшим по рангу.
Весь этот кавардак заточил нашу стаю в беспощадные лапы агрессии, не поддающиеся никакому сопротивлению. Она цепко держала всех участников, раз за разом повергая непокорных в бегство. Так бежала и Кискис, вечно прячущаяся на шкафу. Так бежал и Славик, зажимавшийся от любого шороха. Так бежала я, и даже Ма.
