Адам ласкал ее груди, гладкие, как теплые лепестки роз, твердые соски упирались в его ладони. Его возбуждал даже вид собственных пальцев, ласкающих удивительно нежную, словно светящуюся кожу. Он вытянулся рядом с Ллис, покусывая, целуя и впитывая ее нежную плоть, она выгибалась под его ласками, желая все большего, и придвигалась к нему все ближе.
Мир Ллис был теперь наполнен невероятными ощущениями. Ее затуманенные страстью глаза стали почти черными. Она смотрела, как он навис над ней и медленно направив свою грудь вверх и вниз, потерся упругими завитками о нежные соски. Ллис содрогнулась от наслаждения и тихо застонала. Густые ресницы опустились, когда он наконец доставил себе удовольствие и лег на нее. Но этого ему было недостаточно.
Ллис извивалась под могучим телом. Одной рукой она притянула его за шею, другой, лежащей на его пояснице, прижимала его к себе. Адаму отчаянно хотелось избавиться от каких бы то ни было барьеров между его твердыми мускулами и ее шелковистой плотью, и он постепенно сдергивал ее платье все ниже и ниже. Его руки тотчас же принимались ласкать каждый новый дюйм плоти, высвобождавшийся из объятий ткани. Но, заботясь о том, чтобы снять с нее одежду, он не забывал и о том, чтобы сбросить и свою.
И снова поднимаясь над ней и опускаясь, удерживая себя на локтях, он позволил ей ощутить все свое крепкое тело. Ощущение это доставило ей такую радость, что из ее горла вырвался сдавленный стон. Она почувствовала, что тонет в море желаний. Адам вновь завладел ее губами и медленно и соблазнительно раздувал пламя их общего желания до тех пор, пока оно не стало неконтролируемым.
Руки и губы Адама вели Ллис ко все более мучительным и потрясающим ощущениям. Его ладони обхватили ее ягодицы и немного сдвинули ее вверх, чтобы помочь слиянию тел. В начале ее тлеющие синим огнем глаза широко раскрылись и на какое-то мгновение она замерла, а потом, движимая инстинктом, более древним, чем стоявшие неподалеку от них каменные монументы, прильнула к нему. И он дал ей возможность осознать, какое глубокое наслаждение можно извлечь из ритмичного движения, которое становилось все более волнующим, пока не увлекло их к ослепительной вспышке огня и невыразимому экстазу.
Золотисто-розовые краски зари играли на казавшейся почти прозрачной коже, придавая ей жемчужный оттенок.
– Так ты не пела вслух? – спросил Адам, приподнимаясь на локте и глядя на желанную красавицу. – Но я тебя слышал.
С застенчивой улыбкой Ллис взглянула на нахмуренные бронзовые брови мужчины, который доказал, что способен, как она и предполагала, заставить ее потерять контроль над собой. Только теперь она этого не боялась. Проснувшись, она рассказала ему о врагах в монастыре Уинбюри. Завершив рассказ, она почувствовала большое облегчение. Сейчас она не видела ничего, что могло бы помешать их благополучному возвращению в Трокенхольт. В ответ на его поразительный вопрос она медленно покачала головой, шевельнув темным облаком спутанных волос, лежавших на роскошной траве.
– Нет, но пока я молилась, я молча пела могущественную песнь – мольбу о помощи. И ты пришел.
Адам нахмурился еще больше. Он почувствовал себя так, словно получил неожиданный предательский удар от друга. Утверждение Ллис все усложняло. Если то, что он ее нашел, было не божьим благословением, а результатом какого-то языческого колдовства, значит, он вновь обманут уловками этой женщины.
– Вы с братом что, сговорились насчет двойника, чтобы сбить нас всех с толку? Двойник действительно существует или вы на самом деле две женщины в одном теле? – спросил он, поднимаясь и натягивая штаны.
– Разве ты сошел с ума? – Ллис села, пораженная резкой сменой настроения Адама и смущенная его вопросами. Он быстро одевался, и она старалась натянуть прилегающее темно-вишневое платье, и оно, вероятно, убедит его в том, что презрение, которое он с самого начала испытывал по отношению к ней, вполне заслуженно. – Что за помутнение разума заставляет тебя говорить о двойнике и об обмане?
– Помутнение разума? – Он перетянул ноги тесемками крест-накрест, прежде чем помочь ей встать. – Да, я думаю, что ты – довела меня до безумия. Здесь и в Трокенхольте ты воплощение невинности, в то время как в монастыре и в постели ты опытная развратница!
