В следующее мгновение Ллис обеспокоенно прикусила язык. В возбужденном состоянии она нарушила важнейшее правило – говорила с чужим о силах, неведомых людям непосвященным и необученным, людям, которые не могли и не желали понять. И этот проступок мог повредить тем, кто был способен общаться с силами природы во всех их проявлениях.
Чтобы исправить причиненное зло, Ллис решила вернуться к прежней теме разговора.
– Так за кого же вы меня приняли? И какое отношение к благочестивым монахам имеет встреченная нами женщина?
Какую игру ведет эта хитрая женщина? Ведь ответы на эти вопросы были прекрасно известны им обоим.
Ллис никогда не могла пожаловаться на недостаток мужества, но тут ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы устоять под взглядом мужчины, великолепные глаза которого пылали огнем.
Глядя в немигающие глаза темноволосой красавицы, Адам думал о том, что стоит за ее вопросами. Может быть, взывая к его памяти дерзкой ложью, она рассчитывает избавиться от его неприязни или поколебать его уверенность в том, что он видел? И все же в этой новой роли она казалась Адаму совсем не похожей на ту развратную сирену из монастыря Уинбюри, ни на ту тихую застенчивую девушку из дома Вулфейна. Была ли эта решительная девушка ближе к сути своей натуры? Каков бы ни был ответ на этот вопрос, ее сегодняшнее обличье лишь демонстрировало способность легко переходить от одного облика к другому. Это укрепило намерение Адама никогда не доверять дьявольской красавице. Ему было неприятно при одной мысли, что она могла поколебать его решимость.
Ллис увидела, что очертания рта Адама стали тверже и на губах появилась презрительная усмешка. Было ясно, что он не ответит, но она знала, что он помнит о минувших мгновениях. При всей внешней сдержанности, которую она всегда проявляла, в ней тлел глубоко запрятанный огонь, и огонь этот искрами мерцал в ее сапфировых глазах. Она гордо вскинула голову.
Некоторое время они оставались неподвижны, и каждый думал, что другой уступит, и оба ошибались.
– Адам! Ллис!
Они разом обернулись на зов. Их звал Вулфейн, удивленно и пристально их рассматривая. Надо было срочно обсудить недавно обнаруженные странные факты.
Ставни на окнах отворили, и свет позднего утра проникал в темную комнату. Открылась дверь, и вошел пожилой сгорбившийся фермер, тяжело опирающийся на посох. Вдоль длинного стола владетеля Трокенхольта сидели в ряд четыре человека и ждали, когда к ним подойдет хромой. Он шел очень медленно.
Ллис сидела рядом с Адамом, а Брина на своем обычном месте по правую руку от Вулфа. Тихонько покусывая губу, Ллис догадывалась, что случилось что-то необычное. Домой позвали не только ее и Адама, но и Брине пришлось на время оставить дочь. К счастью, после того как Ллис пропела на заре молебен, Аня очнулась от противоестественного забытья. Однако она еще бредила и приходила в себя время от времени совсем ненадолго.
Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, Ллис принялась рассматривать окружающую обстановку. За последние годы она не раз гостила у своих приемных родителей, так что дом был ей хорошо знаком – длинный прямоугольный зал, в южном конце которого на возвышении стоял стол, позади стола вход в просторную спальню хозяев и в маленькую спаленку детей. К северному концу зала позднее были пристроены еще две комнаты. Они были предназначены для бесконечной вереницы пациентов Брины. Но сейчас в одной из этих комнат жила Ллис, в другой – гостивший здесь правитель Оукли. Пациентам были предоставлены простые набитые сеном матрасы, положенные в углу возле комнаты Адама у стены. Стол, стоявший в углу, где хранились травы, располагался вдоль стены комнаты Ллис.
Испытывая напряжение от близости красивого гостя, Ллис старалась сосредоточиться на деталях. Хотя она жила в доме на этот раз уже почти три недели, некоторые мелкие подробности она не успела разглядеть. Например, она не обращала внимания на приделанную между окнами полку с корзинами для продуктов и на бочки, стоявшие под полкой. У входной двери в стену были вбиты колышки для плащей, которые порой были нужны даже летом.
