Было видно, что лорд не шутит. Затем он нанес второй, тщательно нацеленный удар.
– А если принца, которого вы собирались посадить на трон, не будет, как же вы надеетесь получить власть?
– А вы-то как объясните смерть Саксбо? – с хитрым видом спросил епископ, уверенный в том, что возвращая этот вопрос презренному врагу, который был жив только благодаря неудаче подосланных им убийц, обеспечивает себе прекрасную защиту. – Если Саксбо умер после того, как вы захватили его в плен, вам будет еще труднее объяснить его смерть.
– Вовсе нет, – тряхнул золотой головой Адам, – это будет очень просто: достаточно поведать королю о темных делах епископа, включая убийство невинного монаха.
Глаза илдормена Оукли вспыхнули тем опасным огнем, который Уилфрид помнил еще со времени их стычки в монастыре. Епископ не отшатнулся, но выражение его лица стало мрачным – он понимал, что король Эсгферт охотно поверит всему плохому, что будет сказано о нем.
Адама позабавил презрительный взгляд, брошенный Хордатом на своего союзника. Поэтому он намеренно добавил:
– Я также рассказал бы королю о том, как Хордат, человек, которому его господин доверил своего сына, не только довел слабовольного мальчика до предательства, но и позволил ему разорять добрых людей Трокенхольта, нападая на них в лесу. Не говоря уже о трусливой попытке убить лорда Вулфейна, одного из доверенных илдорменов короля Эсгферта. А ведь Вулф жив. Он сможет показать шрам и сам расскажет о предательском нападении Саксбо.
– Вовсе нет! – Из толпы, стоявшей у стен Трокенхольта рядом с Хордатом и епископом, выступил тоненький, как тростиночка, воин и стал между своими начальниками. – Вулфейн мертв или же скоро умрет, независимо от того, как искусно лечат его раны! – С этими словами воин снял шлем, и по его плечам рассыпались черные кудри колдуньи. – Гита погубила его, использовав свое огромное могущество.
Неожиданно Адам понял, что Ллис опять стоит рядом с ним и смотрит на осадившие их войска, на этот раз гораздо более опасные.
– Ты ошибаешься, Элис, – тихо проговорила Ллис.
Проснувшись, она обнаружила, что Адам ушел, и узнала, что им грозит новая опасность. Она поняла, что наступил момент, о котором ее предупреждал Ивейн, – она должна вступить в борьбу со своим зеркальным отражением.
– Гиты больше нет, – в голосе Ллис чувствовалась жалость к Элис, которая так же, как и сама Ллис, осталась без наставника. – Мой приемный отец жив и скоро вернется домой, к народу Трокенхольта, и ни ты, ни эта армия не в силах этому помешать.
Элис охватила волна дикой ярости, что очень ее обрадовало. Она не стала тратить сил на отрицание.
В ответ она запела необычную песнь, поначалу удивившую ее спутников. Но по мере того как звуки становились все громче, налетели сильные порывы ветра, испугавшие окружающих.
Голос Элис превратился в рев, он взметал пыль и клонил траву у ног людей, собравшихся у палисада. Какие-то необычные вихри вздымали и трепали одежду солдат в самых разных направлениях. Вместо ярких красок долгожданной зари появились темные тучи; словно под действием размахивающих рук, они помчались навстречу друг другу и сталкивались, высекая молнии и громыхая раскатами грома. При виде такого могущества зрители на некоторое время онемели.
Ллис тоже была поражена. Но только на мгновение. Она вспомнила о том, как был уверен в ее силах Ивейн, вспомнила, как он предупреждал ее: чтобы победить и рассеять тьму, она должна доверять не себе, а гораздо более могущественным силам. Ллис трижды повторила песнь, обращенную к восходящему солнцу.
Грозовые облака замедлили свой бег и даже начали рассеиваться, и Элис пришла в еще большую ярость, что усилило действенность ее команд.
Разделенные совсем небольшим расстоянием, две столь похожие женщины смотрели друг на друга не мигая. Для Адама сходство между женщинами было символом различия между ними. С одной стороны – доброта и свет, с другой – зло и тьма. И хотя единственным оружием, которым обладали эти женщины, были их голоса, в их столкновении Адам чувствовал большую опасность, чем в звоне стали.
