Желая попросить у него прощения, она, чтобы добавить что-нибудь к его ужину, протянула ему хлебную лепешку из своего мешочка с провизией. Он поблагодарил ее с ледяной вежливостью – и все. Это открыло Анье глаза. Как глупо было с ее стороны надеяться переубедить неумолимого жреца и добиться, чтобы он обрадовался ее присутствию!
Только теперь, когда последний отблеск неяркого лунного света скользнул по небу, дыхание Ивейна стало размеренным, спокойным и сонным. И только теперь могла она рискнуть и исполнить еще один смелый план, придуманный ради блага любимого, чтобы исправить зло, которое, как он думал, она ему причинила.
Радуясь, что оказалась предусмотрительной, не расплетя перед сном толстые косы, девушка осторожно встала. Мешочек с припасами она оставила Ивейну. Потом неслышно подняла котомку со сменой одежды и постаралась как можно тише сделать самое трудное – тихонько разбудить Ягодку и вывести ее в лес.
С решимостью, подкреплявшейся горестным сознанием того, что Ивейн видит в ней лишь обузу, Анья сунула руку в маленький мешочек, по-прежнему висевший у пояса, и вынула кристалл. Она принялась медленно катать его в своих гладких ладошках, мысленно нараспев произнося заговор о прикрытии. Анья надеялась, что хорошо помнит слова. Она слышала их только дважды, да и то в раннем детстве.
Девушка чуть не вскрикнула, когда впервые в ответ на ее призью белый камешек у нее в ладонях начал светиться. Свет был неяркий, мерцающий, и все-таки это был свет. Боясь, как бы неловкое движение или запинка не рассеяли чары, лишив ее этого маленького успеха, Анья бережно зажала кристалл в руке и направилась к Ягодке.
Характер у лошади был покладистый, но кто знает, как она поведет себя, если поднять ее и направить в обратную сторону. Кобыла может наделать столько шума, что разбудит Ивейна, воина и жреца, привыкшего спать очень чутко. Анья решила, хотя и не могла быть уверена, что заговор о прикрытии делает не только людей, но и животных, – всех, кто находится в кругу света кристалла, – невидимыми. И, что было еще важнее в эту минуту, она надеялась, что их будет не только не видно, но и не слышно.
Как бы там ни было, все шло как по маслу, пока в мерцающем сиянии кристалла Анья выбирала дорогу, обходя камешки, о которые можно споткнуться, и сучья, которые наверняка хрустнут, если на них наступить. Подойдя к дереву, где была оставлена Ягодка, Анья удивилась, что кобыла стоит и смотрит на приближающуюся хозяйку так, точно ожидает ее появления. Вместе они направились обратно по дороге, пройденной днем.
Анья не решалась прекратить свое беззвучное песнопение, пока не оседлала кобылу и они не отошли достаточно далеко от спящего Ивейна. Когда она наконец перестала повторять слова заклинания, кристалл тотчас же остыл и померк. Наскоро пробормотав трижды благодарственную молитву, девушка бережно опустила камень обратно в мешочек, затем вскочила на широкую спину лошади и подхлестнула неторопливое животное.
Заехав в лесную чашу, где ветви деревьев, сплетаясь, не позволяли рассеянному звездному свету проникнуть сквозь них, Анья уже ничего не могла разглядеть, и ей пришлось положиться на инстинкт Ягодки. Стараясь не думать об опасностях пути, девушка не могла тем не менее подавить неожиданное дурное предчувствие. Это не было ни боязнью кромешного мрака, ни страхом перед лесными зверями. Она вобрала в себя слишком много любви своей матери ко всему живому, чтобы страшиться этого. Скорее, Анья чувствовала некоторое беспокойство, словно бы за ней наблюдали глаза человека.
«Не будь дурочкой, какой считает тебя Ивейн, – молча одернула себя Анья. – Даже лесные разбойники должны спать по ночам, чтобы бодрствовать днем и не упустить добычу».
Желая поверить собственным утешениям, девушка попыталась заглушить опасения, заключив себя в раковину спокойствия, как делала многие годы. А лошадь, лишенная человеческого воображения, тем временем трусила себе потихоньку, не задумываясь ни о глубоком сумраке ночи, ни о зверях, шныряющих в чаще, ни о недобрых взглядах людей, притаившихся, быть может, в лесу.
