— Зачем это? Я же тебе говорила, не надо становиться на колени. Не надо.
— Да, госпожа, — покорно кивнул он.
— Доволен ли ты комнатой, брат Модест? — спросил концептолог.
Но мужчина в больничном халате не понял вопроса, хотя лингвистический автомат перевел слова Гарды безошибочно.
— Я слушаю тебя, господин.
— Я спрашиваю, нравится ли тебе у нас? Как ты себя чувствуешь?
— Разве могу я не ликовать? — оживленно ответил мужчина. — Мог ли я надеяться, что очи столь ничтожного червя, как я, узрят царство божие на Земле?
— Доктор Дарецкая говорила, что ты прошел сквозь ад? — подхватил Балич.
— Ты сказал, господин. Мыслю, однако, что то был не ад, а только чистилище. Ибо вышел из него. Видно, такова воля господня. Был там, ибо заслужил, ибо грешник есьм и человек, духом слабый. Однако же удалось мне устоять против демонов и пособников их.
— И ты видел сатану? С рогами и хвостом? — допытывался диагнометрист.
— Видел, как тебя по воле божьей зрю! Но у чертей оных ни рогов, ни хвостов не было: пауков вид приняли они.
— Вот! Опять постоянно повторяющийся мотив дьявола-паука, — заметила Кама по-польски.
— И долго мучили тебя эти пауки?
— Не знаю, господин. Бывши там, думал я, что уходят лета, теперь же помню только как бы дни… Но то были века. Когда я был теми дьяволами изловлен, шло лето господне 1593. Ныне же, как поведала мне госпожа, — он взволнованно показал на Каму, наклоняя голову, — от рождества господа нашего, Иисуса Христа, ушло уже лет 2034.
— Твое пребывание в чистилище длилось больше четырехсот сорока лет?
— Ты сказал, господин.
— Скажи нам еще, брат, — начал Гарда, но не окончил, потому что Кама подняла руку, давая знак, что получила сигнал телефонного аппарата.
Наступила тишина.
Гарда и Балич, а потом и "монах" напряженно смотрели на Каму, словно хотели прочесть на ее лице, что происходит в ее мозгу. Впрочем, ясно было одно: с каждой минутой лицо девушки выражало все большее удивление.
Наконец она опустила руку.
— Пришел ответ из Глобинфа, — обратилась она к Гарде и Баличу по-польски. — Трудно поверить, но поиски дали отрицательный результат. Они перерыли все реестры. Такой свойствограммы не нашли.
— Но это же невозможно! Ни один человек, живущий в Солнечной системе, не может оказаться вне реестра!
— И однако…
— Значит, система небезотказна.
— А может, просто он не был вписан? — Кама искала объяснения загадки. Тогда становится понятным, почему при нем не оказалось персонкода.
— Не знаю, что и подумать, — пожал плечами Балич. — Ясно, что с точки зрения права этот твой брат Модестус — человек несуществующий. — И, улыбнувшись, добавил: — А может, он действительно пробрался к нам из 1593 года? С помощью какой-нибудь чудесной машины времени?
Гарда неодобрительно взглянул на Балича.
— Не надо шутить, коллега, — сказал он. — Нам нужно решить, в каком направлении продолжать исследования. Но не здесь… — Он кивнул в сторону Модестуса, который вначале удивленно, а потом с явным беспокойством наблюдал за оживленным диалогом ученых, который они вели на незнакомом ему языке.
— Пойдемте в лабораторию, — согласилась Кама. — До свидания, Модест, обратилась она к монаху, переходя на интеряз.
— А ты… ты вернешься сюда, ко мне? — тревожно спросил тот.
— Вернусь. Скоро вернусь. Не волнуйся, — улыбнулась она и дружески протянула ему руку.
Он быстро наклонился и поцеловал край ее рабочей куртки.
— Модест, я же тебе говорила…
Он опустил глаза, как маленький напроказивший мальчишка.
