Завести беседу можно было лишь с теми, кто сидел рядом, но никто, кроме Паулины, по-английски не говорил. Когда она отошла навестить приятелей за другими столами, Дэнни почувствовал себя покинутым. Время от времени кто-нибудь поворачивался к нему и, приветливо улыбаясь, предлагал тост, вроде «Buona fortuna»[41] или «Victoria a Pavone»![42], и Дэнни, тоже улыбаясь, охотно чокался и выпивал. В одиннадцать часов перешли к кофе, десертному вину, а затем и к граппе, виноградной водке.
Дэнни уже собирался уходить и поискал взглядом Паулину, которая стояла в метрах десяти от него у стола, оживленно разговаривая с элегантным седым мужчиной. Заметив Дэнни, она кивнула.
Дэнни постучал по часам, махнул рукой и встал. Площадь закачалась.
— Ура! — выкрикнул он. — Grazie tutto, grazie mille![43] — В голове мелькнуло: «Как же я здорово говорю по-итальянски!» — Arrivederci, mon amici![44] — Те, кто сидел с ним рядом, засмеялись и подняли бокалы.
— Дэнни, — промолвила Паулина, беря его под руку, — я и не предполагала, что вы знаете итальянский язык.
— Это я так… — пробормотал он.
— Куда же вы собрались идти?
— В отель. — Он принялся жать руки соседям.
— Уже? Но сейчас еще нет и полуночи.
Дэнни слегка покачнулся.
— Я немного… устал.
Она хихикнула.
— А мне показалось, что вы немного… опьянели.
Он задумался, затем произнес с преувеличенной серьезностью:
— Вполне возможно.
— Тогда пошли, — сказала Паулина, глотнув напоследок десертного вина из бокала.
Дэнни отрицательно покачал головой.
— Оставайтесь. Я возьму такси.
— Не глупите. Я обязана присматривать за вами. Это моя работа. Сегодня вы такси нигде не найдете.
Они направились к машине. Дэнни сосредоточился на булыжной мостовой, движение по которой требовало от него значительных усилий. Паулина весело болтала о чем-то, покачивалась на высоких каблуках.
Они сели в «ланчию» и поехали. Паулина вставила в плейер компакт-диск, и Телониус Монк[45] расплескал вокруг них свои причудливые аккорды. «Какой великолепный вечер, — думал Дэнни. — Какая замечательная девушка рядом со мной».
Ее рука слегка касалась его бедра, и это не казалось ему случайным. Дэнни был полон решимости сохранить верность Кейли, хотя это было нелегко. Он знал, что такой девушки ему больше никогда не найти. Кейли единственная, он был в этом убежден, и, уличив в неверности, она уйдет от него, поскольку верность значила для нее все. Кейли дала ему это понять с самого начала.
На ветровое стекло упали несколько дождевых капель, но «дворники» Паулина включать не стала. Капли сверкали на стекле, как драгоценные камни, освещенные фарами встречных машин. Паулина рассказывала о своей последней поездке в Штаты.
— Там все такое огромное. Дома, автомобили, закусочные. Все!
Дэнни согласно кивал, заставляя себя отвести взгляд от ее ног.
— А вы? — спросила она.
— Что я?
— У вас тоже все огромных размеров?
У Дэнни внутри все сжалось. «Я действительно слишком много выпил, — осознал он. — Паулина не имела в виду то, что… ну, в общем, английский ведь не родной ее язык, вот и возникают иногда недоразумения».
— Нет, — ответил он. — Я всего лишь немного выше среднего роста.
Она усмехнулась и переключила скорость, потому что приближался поворот. Ее рука мимоходом погладила его бедро. Кейли никогда не узнает, мысленно твердил Дэнни. Она находится за многие тысячи миль отсюда. Пути этих женщин никогда не пересекутся, даже через миллион лет.
Он скользнул взглядом по круглым коленям Паулины.
Что будешь делать, парень?
Что будешь делать?
Он засмеялся и отвернулся.
— Почему вы засмеялись? — спросила Паулина.
— Так… вспомнил одну песенку из альбома, который недавно слушал.
— Какого?
— Одной нашей не очень известной группы. Альбом называется «Как будто за тобой носятся черти».
— Никогда о таком не слышала.
Некоторое время Дэнни обдумывал, стоит ли рассказывать Паулине об этом альбоме и особенно о песне, откуда эти строчки. Она называлась «Блаженство, какое создает свет от приборного щитка автомобиля». И решил, что лучше не надо.
Важно даже было не то, узнает об этом Кейли или нет. Хотелось просто сохранять верность и не лгать. Ложь разъедает душу и не исчезает бесследно. После нее остается мерзкий осадок, критическая масса которого может когда-нибудь взорвать отношения, как противопехотная мина.
