Несмотря на подобную обстановку, гандек ему понравился. Что-то внушительное было в силуэтах замерших пушек, похожих на спящих металлических зверей. Стоя здесь, легко было представить, как «Вобла» стремительным виражом обходит вражеское судно, как грохочут пушки, окутываясь грязно-серыми пороховыми вуалями, как гудит в воздухе раскаленная сталь и трещит сминаемое дерево…
Если он верно запомнил слова Габерона, под гандеком располагалась жилая палуба. Она и выглядела вполне живой, возможно, из-за того, что была сносно освещена – здесь в изобилии были прорезаны окна и иллюминаторы, подчас складывающиеся в какие-то ирреальные несимметричные узоры. Кают здесь было множество, хватило бы душ на триста, прикинул Тренч. Некоторые были заняты, о чем свидетельствовали малозаметные детали, например, вырезанная на одной из дверей надпись неуклюжими угловатыми буквами «ЗДЕЗЬ ЖЕВУТ ВЕДЬМЫ». На подобные отсеки он покушаться не собирался. Тренч выбрал одну из ничем не примечательных дверей почти в самом начале палубы и осторожно приоткрыл ее.
Каюта ему попалась тесная, но, в общем, уютная. И выглядящая ничуть не хуже, чем каюты на любом другом корабле, если бы не пятиугольный иллюминатор, врезанный почему-то в шкафу, и койка, болтающаяся под самым потолком. Койку Тренч опробовал в первую очередь. Не такая удобная, как его домашняя, продавленная за много лет в разных местах, но тоже ничего.
Подумав о домашней койке, Тренч, сам того не заметив, впал в уныние, неприятное и тягучее, как выматывающая кишки воздушная болезнь у человека, впервые в жизни ступившего на палубу корабля. Домашней койки ему больше не видать, и не надо быть мудрым гомункулом, чтоб это понять. Отныне Рейнланд от него так же далеко, как если бы находился на высоте в двадцать пять тысяч футов, в царстве таинственных апперов. Нет больше Рейнланда. Точнее, для многих тысяч людей он все еще есть. Что ему сделается, висит себе на прежнем месте... Только не для него, не для Тренча.
Рейнланд Тренч любил. Не так, как любят мать или жену, другой любовью, больше напоминавшей привязанность небохода к его кораблю. Который вроде как и готов при первой возможности проклясть последними словами, а все-таки без него не может, потому что прирос к нему, прикипел, притерся за много лет, как доски палубы друг к другу…
Тренч втянул носом воздух своего нового обиталища и остался доволен. Ни прелости, как на старых кораблях, ни резкого запаха смолы, которой конопатят щели. Разве что, и сюда проник этот приставучий сладковатый запах. Каждая доска корабля тут, что ли, им пропитана?..
Размышляя о запахах, Тренч вспомнил совсем другой аромат. Не совсем приятный, с кислинкой, пронзительный и терпкий. Особенный запах, который ветра не спешат растаскивать в разные стороны света. Так пахло на Рейнланде по утрам.
По поводу этого запаха частенько шутили воздухоплаватели соседних островов. Шутки были глупыми и не содержали даже доли правды. На самом деле, все дело было в дрожжах. Точнее, в дрожжевом планктоне, на котором строилось благосостояние острова на протяжении многих веков. Роза Ветров распорядилась так, что Рейнланд повис вдалеке от постоянных пассатов, дующих на четырехтысячной высоте, да и сезонные ветра почти не баловали его своим вниманием. Вытянутый веретеном, неброского цвета, он не образовал вокруг себя воздушных возмущений, напротив, много веков подряд плыл в безмятежном воздушном штиле.
Именно за это, а не за запах, на самом деле недолюбливали Рейнланд жители окрестных островов. Раз нет ветра, суши парус, работы ему не будет. Чтобы преодолеть полосу безветрия, окружавшую остров и его окрестности, заезжим корабелам приходилось швырять в топку драгоценное зелье, а то и отправлять команду на весла – тяжелая, утомительная, выматывающая работа.
Но Роза Ветров была справедлива, хоть и жестока по своей природе. Лишив Рейнланд ветров и превратив его в захолустье Готланда, а то и всей Унии, она в то же время оказала ему великую милость.
Планктон. В отличие от рыбы, планктон не любит резкого ветра, он с удовольствием селится там, где можно целыми днями дрейфовать в воздухе, питаясь солнцем и запасаясь жизненными соками.
