- Исторический факультет пединститута, Михаил Илларионович, - ответил я.
- Чему же вас там учат, на вашем факультете, что вы не можете понять, о ком здесь идет речь! Двадцатилетние физики сейчас знают больше своих академиков, а историки... Эх!
- Да я ведь давно не историк, Михаил Илларионович.
- Юноша! Историк не профессия, даже не призвание. Историк - это способ мышления и сумма знаний. Я знаю историков-физиков, историков-врачей, историков-поэтов. Смею вас заверить, это не худшие среди физиков, врачей и поэтов.
- Михаил Илларионович, но ведь вы все-таки академик и специализируетесь по истории науки. Не мудрено, что для вас тут нет загадки. А уверены ли вы, что ваши дипломники разгадают тайну рукописи?
- Дипломники?! Минутку, юноша. - И академик нажал кнопку на столе. В дверях появился секретарь.
- Будьте добры, Анна Митрофановна, доставьте сюда Юру Колесничука. Того, со второго курса.
...Я бы вообще принял этого Юру в лучшем случае за девятиклассника. Он был Так юн, что я ловил себя на желании начать обращенную к нему фразу со слова "мальчик". Он был так худ, что еще немножко - и костюму было бы не на чем висеть. Он был так застенчив... Впрочем, не успел я подыскать сравнение, как это у него прошло.
Текст перевода Юра проглотил почти молниеносно.
- Юрий Иванович, - обратился к нему академик, - вот юношу интересует, о ком тут идет речь.
- Простите, - ответил Юра. - Кто именно интересует нашего уважаемого гостя?
- Делатель золота, - сказал я.
- О, это же ясно. Исаак Ньютон.
- Видите? - засмеялся академик. - И в дипломниках-то нужды не было. Обошлись второкурсником!
- Может быть, не совсем обычным второкурсником? - спросил я, насколько мог ядовито.
- Может быть, может быть. Я позвал того, кто особенно интересуется алхимией.
- Но разве Исаак Ньютон занимался алхимией?
- Эх, юноша, юноша! Ответьте-ка ему, Юрий Иванович.
- Еще как занимался! Почти целиком пять лет отдал. Шуточки!
- Он что-нибудь написал об этом?
- Ничего, - забасил академик. - Не тот человек! Сэр Исаак по двадцать и тридцать лет не публиковал своих настоящих открытий. Все удостовериться хотел. А тут открытий быть не могло.
- Почему же не могло, Михаил Илларионович? Может быть, он просто не успел или не захотел их опубликовать?
- Это говорите вы, Юрий Иванович? А еще солидный человек. Ах, Юрий Иванович, ну какие же открытия в алхимии можно сделать в конце семнадцатого века? Она уже изжила себя, она уже прошла. Великий Ньютон не мог этого не понять.
- А если он понял что-нибудь другое, Михаил Илларионович? - Юра окончательно повернул фронт против своего учителя. - Он ведь начал интересоваться алхимией в расцвете сил. Вспомните его письмо к Астону.
- Какое письмо, Юрий Иванович? Что-то запамятовал.
Мальчик (виноват, студент) вскинул руку и начал читать наизусть: "Если Вы встретитесь с какими-либо превращениями веществ из их собственных видов, как, к примеру, железа в медь, какого-нибудь металла в ртуть, одной соли в другую или щелочь и т.д., то обращайте на это наибольшее внимание, так как нет опытов в философии более проясняющих и обогащающих, чем эти".
- Причуда гения, - сердито сказал старик, - вы же знаете, Юрий Иванович (меня он теперь полностью игнорировал), Ньютон занимался и богословием тоже. Сделаете ли вы из этого вывод, что богословие стоит изучать?
- А вы должны были бы помнить, Михаил Илларионович, - студент переходил в решительную атаку, - Ньютон ничего не делал плохо. В Кембридже сегодня студенты-теологи проходят его комментарии к Апокалипсису. Англиканская церковь, Михаил Илларионович, считает Ньютона своим видным богословом.
- Это-то верно, - неохотно согласился академик. - Хотя кое-какие взгляды были у старика явно еретическими.
- Ну вот, так почему бы Ньютону не изготовить золота?
- Да потому, что это невозможно. Нынешняя физика запрещает.
- Мы-то с вами историки ж должны прежде всего обращаться к своей науке. Вам все ясно в истории Раймонда Луллия, Михаил Илларионович?
- Нет, я же вам говорил об этом на семинаре.
- Простите, - я позволил себе вмешаться, - а что случилось с Раймондом Луллием?
