– В результате чего водород расширяется, а подъемная сила увеличивается, – встрял Сенлин. Он взглядом проследил за гибкой трубкой, которая шла от печи к основанию воздушного шара, примерно в пятнадцати или двадцати футах над головой. – Это шланг-кабель.
– Отлично. Может быть, ты все-таки не безнадежная причальная крыса, – сказала Эдит, одобрительно пожимая плечом. – Нагревательным элементом можно управлять с поста рулевого, когда все работает правильно. – Она повела Сенлина по короткой лестнице на квартердек, где вместо традиционного капитанского штурвала из потертой консоли торчали пять ржавых рычагов. – Этот дросселирует элемент; этот впрыскивает больше водорода, если у нас есть запасной резервуар, которого обычно нет… – проговорила Эдит, берясь за рычаги по очереди. – Этот выпускает воду из балластного трюма. Выпуклость под носом вмещает двести галлонов. Я могу сбросить балласт медленно, для мягкого подъема, или в чрезвычайной ситуации – весь сразу. От этого желудок проваливается сквозь палубу.
– А два других рычага?
– Сломаны.
– Насколько велика команда?
– Тринадцать плюс капитан и я. Моя каюта под полуютом. До моего прихода там была штурманская рубка. Теперь она выглядит так, словно кто-то попытался запихнуть библиотеку в чулан с женскими принадлежностями. – Она улыбнулась, прислонившись к возвышению на квартердеке. – Тебе придется поверить мне на слово; экскурсия не включает в себя комнату леди.
– А матросы, насколько они умелые и… лояльные? – спросил Сенлин, пытаясь говорить небрежно.
Ее улыбка увяла, и на лбу появилась новая морщина.
– Это странный вопрос, Том. Ты хочешь узнать, подчиняются ли мне мои люди, или же в глубине души они оппортунисты, чью преданность можно купить?
Сенлин взмахнул рукой: дескать, как хочешь, так и отвечай.
– На оба вопроса: да. Решительное «да». Хотя… – И вдруг без предупреждения ее механическая рука запыхтела, как глохнущий двигатель, выпустила сильные струи пара из каждого сочленения, а потом тяжело обвисла вдоль тела.
Неуклюже ссутулившись под безжизненным весом руки, Эдит выругалась себе под нос:
– Грязная штуковина вечно выключается в самый неподходящий момент.
Она сунула руку из плоти и крови в карман жилета и вытащила флакон со светящейся красной жидкостью. В синем свете луны стеклянный цилиндр светился как тигель. На ум Сенлину пришла металлическая манжета Красной Руки с колышками для настройки и красными флаконами.
– Дьявольские сделки… – рассеянно пробормотала Эдит.
Она нажала на невидимый выступ на плече, и оттуда выдвинулся ящичек. В ладонь выпал пустой флакон. Вставив светящуюся замену, она закрыла ящичек, раздался щелчок. Тотчас же клапаны по всей длине механической руки зашипели, и шестеренки ожили. Она попробовала подвигать конечностью.
– Я видел это раньше, – сказал Сенлин, стараясь, чтобы голос не задрожал. – Эта светящаяся сыворотка… я видел, как человек впрыснул ее в собственные вены. Она делает его чудовищно сильным и быстрым и, я думаю, в значительной степени безумным. Это опасно, не так ли?
– Я не хочу говорить об этом, – сказала Эдит без намека на сомнения. И закрыла тему, раздавив пустой пузырек механической ладонью. – Я – не моя рука. – Стряхнув распыленное стекло с ладони, она продолжила: – Кроме того, реальный вопрос в том, что ты замышляешь, Том?
– З-замышляю? – Заикание его выдало, но он продолжил фарс. – Ну, у меня был один небольшой деловой вопрос, который я хотел обсудить…
Она прервала его, замахав рукой:
– Я тебя достаточно хорошо знаю. Ты благородный, ты верный, и у тебя столько же причин ненавидеть двуличную башню, сколько и у меня. Ты мне нравишься. Но лгун из тебя ужасный. Если ты не собираешься говорить без обиняков, можешь покинуть мой корабль сейчас же. – Ее дыхание со спокойной регулярностью двигателя порождало облачка в холодном воздухе.
Сенлин отошел от нее и оперся на ограждение правого борта, лицом к почти полной луне. Под ним множество якорей удерживали корабль на железных зубцах причала. Интересно, трудно было бы перерезать все концы и отпустить судно в свободное плавание здесь и сейчас? Как далеко они уплывут, прежде чем их хватятся, прежде чем команда проснется и начнется мятеж? Затем он подумал об Адаме и Волете, непохожих близнецах, и Ирен, которая, несмотря на жестокий род занятий, в значительной степени сохранила совесть. Ему сделалось стыдно.
