Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одного
Быстрым действиям помешало чувство долга, которое внезапно захватило Сенлина, Адама и весь порт. Баржи и паромы заходили в доки с такой быстротой, что Сенлину казалось, будто он тонет в ящиках с ромом, торгующихся капитанах и женщинах с глазами как блюдца, чья дорога вела в будуары. Портовые работники, чьи смены длились по двадцать часов и больше, могли бы взбунтоваться, останься у них хоть какие-то силы. Сенлину пришлось забросить бухучет, чтобы помочь на станции взвешивания; весы приходилось загружать и разгружать со скоростью катапульты, обстреливающей осажденный город. Это было безумие, но налаженный Сенлином порядок каким-то образом выдержал: ни одному кораблю не отказали в приеме, никто не скрылся, присвоив ценности; ничто скоропортящееся не испортилось. Автофургоны перегревались, но не взрывались, и после трех дней бурной деятельности порт снова успокоился.
Сенлин отменил вечернее собрание, и, вместо того чтобы ораторствовать, сидел на краю платформы для взвешивания, положив руки на колени, и наблюдал, как люди движутся к туннелю, ведущему в Новый Вавилон. Несколько остановились и попросили его прочитать адрес на листовке, что он и сделал машинально. Стивидор по имени Эмрит попросил Сенлина разобрать записку от возлюбленной. У Эмрита не хватало зуба на видном месте, но, когда он улыбался, дырка не выглядела изъяном. Она напоминала Сенлину ямочку на щеке – этакая привлекательная особенность. В записке, написанной неуверенным, плотным ученическим почерком, Эмрита спрашивали о встрече, просили принести шоколад и делали довольно неуклюжий намек на близость, который Сенлин зачитал с профессиональной отстраненностью врача. Эмрит поблагодарил его за озвученные откровения и присоединился к потоку мужчин, утекающему наружу.
Невзирая на изнеможение, все они были в предвкушении: кто-то собирался в будуары, кто-то в притоны, кто-то в пивные, и все должны были приползти домой в ужасно поздний час, после того, как из них выжмут всю радость, весь их гнев истощится, а тревоги утихнут. Сенлин с некоторым удивлением обнаружил, что ему хочется присоединиться. Ему не помешало бы немного развлечься и забыться. Но нет, предстояло заняться делами.
Вечером того же дня Адам притопал в квартиру Сенлина с маленьким деревянным кубом, доставленным с опозданием из порта. Адам обнаружил капитана порта сидящим за кривым столом с открытой книгой и початой бутылкой. Сенлин взглянул на крепкий маленький ящик, узнал его и дернул подбородком в сторону пустого угла комнаты. Адам поставил партию белого крома на пол и быстро от нее попятился. Им обоим не нравилось иметь дело с этим веществом. Сенлина преследовали видения об уроненном и разбитом ящике, он представлял себе, как порошок превращается в туман и одного вдоха хватает, чтобы получить передозировку; он представлял себе облако, полное ночных кошмаров.
– Все напились, – сказал Адам невыразительным от изнеможения голосом.
Он уселся на грубый деревянный стул напротив Сенлина и, хотя очень устал, все-таки испытал стул, прежде чем доверить ему свой полный вес.
– Они это заслужили, – признал Сенлин, не отрывая взгляда от лежащей на столе книги, и подвинул бутылку ближе к другу. – Как и ты. – Адам принял угощение и с наслаждением сделал долгий, задумчивый глоток.
За окнами квартиры Сенлина веселье портовых работников достигло нового восторженного пика, прежде чем снова перейти в тихую смесь смеха и песни.
– Я повысил им жалованье, – сообщил Сенлин тоном, который предполагал, что Адам не удивится, хотя вышло иначе.
– За неполных три года, что я здесь, жалованье никогда не повышали. Как ты уговорил Голла на такое?
– Я и не уговаривал, – сказал Сенлин, по-прежнему не поднимая взгляда от книги и сложной схемы парового двигателя на ее страницах, невразумительной, как древние иероглифы. – Порт теперь работает так эффективно, что повышение никак не повлияет на показатели «Восьмичасового отчета».
– Ты серьезно?
Сенлин поднял голову:
– Поверь мне, он не заметит. А если заметит, я объясню, что с опозданием принял меры к самосохранению. Я предотвратил бунт. Нельзя загонять рабочих до полусмерти и ждать, что они вернутся за добавочным наказанием.