Нет. Огьер спасется. Он проницателен и осторожен; он не хочет умирать.
Сенлин вспомнил о подарке, который упомянул художник, – и действительно, его кожаный портфель оказался странно тяжелым. Сенлин расстегнул медные застежки и заглянул внутрь. На дне поблескивал свежим маслом пистолет Огьера в форме ключа. Огьер назвал его «ключом тюремщика» и описал первоначальное двойное предназначение: ключ от тюремной камеры и защита от строптивых заключенных. Поскольку замка для ключа не было, он теперь служил лишь огнестрельным оружием. Сенлин никогда в жизни не заряжал и не стрелял из пистолета. Неужели пришло время научиться?
Осторожно положив ключ на место, Сенлин увидел в портфеле незнакомый деревянный угол. Наполовину вытащив штуковину, он понял, что это: вставленный в рамку этюд обнаженной Марии, контрабанда, которую Огьер спрятал от Графа. Это был величайший подарок, который Сенлин когда-либо получал. От того, что перед ним внезапно возникло ее лицо, ее запечатленная улыбка, перехватило дыхание. Он сгорбился над картиной, словно она была мерцающей свечой, готовой погаснуть. Волна тоски прокатилась по телу, словно озноб, и сотня ярких воспоминаний о Марии вышла на передний план. Он остановил прилив эмоций, строго прочистив горло, и снова вложил картину в раме в потертые складки портфеля.
Из прочих вещей у него остались «Путеводитель», распухший от многократного перелистывания, несколько скромных мелочей и дневник, который он недавно купил и начал заполнять. Если бы Тарру присутствовал при этой описи, он бы съязвил по поводу жестокости художника, который забрал бутылку граппы. Сенлин поморщился, вспомнив раздетого и обритого друга. Тарру выглядел жалким, как медведь, потерявший мех из-за чесотки.
Он вспомнил, что Тарру во время суматохи сунул что-то ему в карман. Недолго поискав, нашел кусочек бумаги, сложенный в маленький морщинистый квадрат. Развернул и узнал красивый почерк Тарру, который к концу письма сделался крупным и поспешным.
Мой дорогой Том,
прости за драматизм, но мне конец. Комиссарские «синие колокольчики» идут за мной, и я не сомневаюсь, что им нужна моя борода. Долги, как финансовые, так и космические, меня настигли. Можно сказать, схватили за хвост. Это печальная история.
Я, друг мой, пытался вернуться домой. Эта история длиннее, чем я рассказывал. Думаю, ты, великий знаток мрачных гримас, поймешь, насколько трудно быть откровенным, повествуя грустные истории о прищемленном хвосте.
Огьер – надежный человек. Характер у него невыносимый, но на него можно положиться. Доверяй ему. Я думаю, он никогда не поступал вопреки совести. Я же сошел с этого пути несколько лет назад и с той поры жил счастливо. По крайней мере, пока один чокнутый турист не заставил меня действовать. (Настоящим я признаюсь всем случайным читателям этого письма: я являюсь вдохновителем заговора против Комиссара. Том совершенно невиновен; он слишком лишен воображения, чтобы придумать такой план.)
Том, как лучший ученик башни, приглядывай за женой. Легче принять то, кем ты стал, чем вспомнить, кем ты был. Иди за ней.
До жути твой,
Дж. Тарру
Подпись сошла с края страницы.
Он прочел письмо дважды, а затем отпустил по ветру. Лист метнулся между склоненными головами обескураженных красавиц, а затем исчез, пролетев сквозь арфовые струны такелажа. Лучше было избавиться от записки. Сенлин не понимал намеков Тарру на совесть или космический долг, и его удивило, что тот с последним глотком свободы назвал Огьера надежным. Но заявление не было плодом сбитого с толку разума. Сенлин его прекрасно понял.
Из окна их вагона несколько недель назад башня казалась тонкой, словно трещина в зеркале. Теперь она выглядела широкой, как горизонт. Край башни был похож на изогнутый серп луны. Сенлину казалось, они движутся по орбите вокруг нее, он чувствовал ее необъятность и притяжение. Они пролетели так близко от стены из светлого песчаника, что Сенлин спросил себя: а что происходит, когда газовая оболочка задевает башню? Она лопается? Загорается? Или вскрывается и медленно сдувается, пока судно не падает с небес? Глядя на аэростат наверху, он изумился хрупкости воздушного корабля. Они болтались, прицепленные к штуковине, которая выглядела непрочной, как шелковая кофточка.
