На страницах своего журнала группа "Сеятель" первой в Японии опубликовала призыв Анри Барбюса, Анатоля Франса, Бернарда Шоу, Эптона Синклера, Андерсена-Нексе, Максима Горького и других выдающихся деятелей мировой культуры о сборе средств в помощь голодающим Поволжья.
Их сразу же поддержал тогда журнал "Мусан кайкю" ("Пролетарий"), который редактировал Сёити Итикава. Рука об руку делали они первые трудные шаги в этой кампании. Японцы - народ отзывчивый к чужой беде, но многие попросту боялись репрессий.
Разбить эту стену могло только известное имя, и "Сеятель" вместе с "Пролетарием" обратились к прославленной певице Миуре Тамаки. Дать концерт в пользу русских трудящихся она тотчас же согласилась, однако этому категорически воспротивился ее антрепренер - итальянец, получавший с каждого выступления солидную долю сбора. Пришлось изобразить всю затею как рекламную, уговорив на роль устроителя газету "Иомиури", разумеется, без упоминания о "крамольных" журналах.
Приближалась пятая годовщина Октября. И в группе "Сеятель" родилась идея, тут же встретившая поддержку "Пролетария": пусть именно в этот день в Японии впервые прозвучит гимн международной солидарности - "Интернационал".
Слова и ноты "Интернационала" Оми Комаки тайком привез из Парижа. Легче всего было бы разучивать песню с граммофонной пластинки, но даже во Франции продажа их еще с военных лет была запрещена.
В группе "Сеятель", однако, не было недостатка в талантах. Актер Такамару Сасаки переложил строфы пролетарского гимна на японский язык. Популярный певец Рюкити Савада взялся быть хормейстером. Собирались по нескольку человек то у одного, то у другого, разучивая куплет за куплетом. А последнюю репетицию Сёити Итикава предложил устроить в редакции "Пролетария".
Тут же пришлось решать нелегкий вопрос о времени и месте. Замысел состоял в том, чтобы исполнить "Интернационал" публично. А чтобы снять зал для какого-либо собрания, требовалось разрешение полиции.
Чтобы сбить полицию с толку, решили, во-первых, перенести собрание с 7 на 5 ноября; во-вторых, представить его как "литературный вечер" и, в-третьих, арендовать не зрительный, а банкетный зал вроде тех, где акционерные общества устраивают ежегодные попойки для своих пайщиков. Несколько известных писателей от имени группы "Новая литература" подали такую заявку и получили разрешение.
В назначенный день, однако, перед зданием с утра шныряли шпики. А войдя внутрь, Оми Комаки прежде всего увидел длинный ряд начищенных жандармских сапог.
- Любителей литературы оказалось больше, чем мы ожидали, - усмехнулся Сёити Итикава.
Оми Комаки заглянул в переполненный зал и тоже не мог сдержать улыбки. Зрелище было поистине театральным, если не сказать комичным. На сцене восседали жандармы: фуражки с затянутыми на подбородке ремешками, свистки, портупеи, сабли и... разутые ноги в носках. А что им было делать? Японец остается японцем. Не лезть же сапогами на покрытый циновками пол!
- Выходит, все-таки пронюхали. Сёити Итикава кивнул.
- Писатели, упомянутые в афише, арестованы - кто дома, кто здесь, у входа. Ждать их нечего. А незваных гостей все равно не переждешь. Так что пора!
Еще чувствуя ободряющее рукопожатие друга, Оми Комаки поднялся на помост, прошел сквозь строй сидящих жандармов и остановился у края сцены. Он окинул взглядом обращенные к нему лица, никелированные ножны жандармских сабель, которые настороженно блеснули у стен зала при первых же его словах:
- Друзья, встретим 7 ноября... Сзади угрожающе заскрипели стулья, и, набрав полную грудь воздуха, оратор поспешно продолжал:
- ...пятую годовщину советской революции... Помост задрожал от топота. Дюжие руки вцепились в Комаки, поволокли его га кулисы. Но последним усилием оторвав стиснувшие его горло пальцы жандарма, он все же успел выкрикнуть последние слова:
- ...пением "Интернационала"!
Это было сигналом. Зал поднялся, и четыреста голосов грянули разом. Жандармы по одному отрывали людей от тесно сомкнутого поющего строя. Но песня росла и крепла, перекрывая свистки и истошные выкрики: "Собрание запрещено, всех под арест!"
