Восхождение. Часть 1 - страница 31

На ладони рабочего действительно лежало сверло, миллиметров 12 диаметром. Стоявшие вокруг рабочие весело зашумели, предвкушая развлечение. Хрущёв взял сверло, осмотрел режущие кромки. Сверло было далеко не новое, изрядно убитое.

— М-да... Приспособления дашь? Шаблончик там, карандаш чернильный, угольник со струбцинкой? — спросил Никита Сергеевич. — Не буду же я у вас по шкафчикам лазить?

— Всё дадим! — послышалось вокруг.

— Ну, тогда чё стоим? — спросил Хрущёв. — Ведите к точилу.

Сопровождаемый толпой, он прошёл на заточной участок, где стояли несколько точил. Подошёл к одному из них, придирчиво осмотрел шлифовальный круг.

— Бл...дь! Это какой же пид...рас камень до такого состояния убил? — видя непорядок, Никита Сергеевич непроизвольно перешёл с партийной лексики на народную. — Правилку дайте.

Рабочие одобрительно загоготали.

— Гляди-ка, партейный, а с понятием!

— Слышь, Михалыч, а я и не знал про тебя таких интимных подробностей! Вишь, партия-то, она бдит! Всё видит!

Кто-то из стоявших рядом рабочих передал ему державку с твердосплавной пластинкой. Хрущёв внимательно осмотрел подручник, убедился, что он правильно выставлен, включил точило и осторожно подправил поверхность круга.

Приладив к подручнику шаблон, Никита Сергеевич провёл черту чернильным карандашом под 60 градусов.

— Давно уже не точил, на глазомер не полагаюсь, — пояснил он.

Хрущёв аккуратно выставил сверло вдоль черты, положив его на палец левой руки, и несколькими движениями обточил заднюю поверхность. Повернул сверло на 180 градусов, обточил вторую.

— У кого там шаблончик был, проверьте.

Пожилой рабочий, которого назвали Михалычем, приложил к сверлу шаблон и одобрительно крякнул. Взял штангенциркуль и замерил длину режущих кромок.

— Ну, ты, бля, ничё... — констатировал Михалыч. — А говоришь, «на глазомер не полагаюсь...» Нормальный у тебя глазомер, Никита Сергеич!

— Кромки одинаковые? А то дай угольник и струбцинку, подправлю.

— Да нормальные кромки! — похвалил Михалыч. — У меня и то с первого раза не всегда выходит.

— Ну, это просто приложился удачно...

— Садись за стол, потолкуем. Сверло я потом сам доточу.

— Э, нет, уж если начал, дай, доделаю, — Хрущёв отобрал у Михалыча сверло и аккуратными движениями подточил перемычку.

Отдав сверло Михалычу, Хрущёв с ним и ещё несколькими рабочими уселись за стол, отодвинув в сторону костяшки домино. Директор завода Поляков тоже придвинул железную табуретку к столу и присел.

— Поговорим?

— Давай.

— Так кто вам сказал, что расценки урежут? — спросил Хрущёв.

— А чё тут говорить? Автоматы затем и ставят, чтобы производство удешевить, — ответил Михалыч. — Нешто мы дураки, не понимаем? Ты, Никита Сергеич, вижу, человек с понятием. Сам подумай, вот, скажем, Тимофей Иваныч, — он указал на рабочего, сидящего рядом. — Он же токарь от Бога! Шестой разряд получил уже лет двадцать как...

— Двадцать два, — кивнул тот.

— Во... И тут привозят енти автоматы... Да они ж как начнут план гнать! Рази ж живой человек за ними угонится? Да ни в жисть! Машина, она ж железная! Обидно, понимаешь! Тут тридцать лет, вот энтими вот руками... Это ж мастерство! А к энтой машине пацанов из ПТУ приставят, заготовки переставлять, да катушки магнитофонные перематывать... И будет она план гнать днём и ночью, в три смены...

— Вот правильно говоришь, Михалыч... как полное-то имя? Неудобно только по отчеству...

— Платон Михалыч я.

— Так вот, Платон Михалыч, — ответил Хрущёв, — Про мастерство правильно сказал. А ты в курсе, что эти станки, что ты автоматами зовёшь, рабочий обучать вначале должен, чтобы они работать могли?

— Это... как, то есть, обучать?

— Это же самые наши первые станки! — пояснил Никита Сергеевич. — Они глупые ещё, сами работать не умеют. Сначала к такому станку должен рабочий встать, и своими движениями станок научить. Первую деталь из очередной партии на станке токарь сделать должен. Станок его движения запоминает и повторяет. А токарь идёт к следующему станку и на нём другую деталь делает. Потому и обучать станок работать должен именно такой специалист высочайшей квалификации, вроде тебя или Тимофей Иваныча.