Мин попыталась сделать непроницаемое лицо, но Гавин поймал ее взгляд и проговорил:
– Так я и думал. В этом месте больше загадок, чем… Но дело не в этом, а в том, что они снова пропали. И Найнив тоже. – Найнив он упомянул без особого интереса, мимоходом. Упомянул на тот случай, если окажется, что Мин с ней дружила. Для самого Гавина она ничего не значила. В голосе принца вновь послышались суровые нотки: – И опять никто мне ничего не сказал. Ни слова! Вполне возможно, что они просто работают где-нибудь в захолустье, отбывают наказание за свой побег, но я никак не могу выяснить где. Амерлин ни в какую не хочет ответить мне прямо.
Мин вздрогнула – на миг лицо принца превратили в зловещую маску полосы запекшейся крови. Для девушки это был двойной удар. Ее подруги исчезли, а ведь куда легче было отправиться в Башню, рассчитывая найти их здесь. И Гавин – она поняла, что он будет тяжело ранен в тот самый день, когда погибнут Айз Седай.
Несмотря на овладевший девушкой страх, несмотря на мрачные видения, посетившие ее в Башне, ничто до сих пор не угрожало самой Мин. Опасность, нависшая над Башней, могла распространиться и далеко за пределы Тар Валона, однако это не задевало Мин напрямую – она к Башне не имела никакого отношения и не собиралась иметь. Но Гавина она знала, он нравился ей, и его подстерегала опасность куда большая, чем телесные раны. Только сейчас Мин с содроганием осознала, что если несчастье обрушится на Башню, то пострадают не только непостижимые Айз Седай, которые никогда не были ей особенно близки, но и ее друзья. Ведь они-то связаны с Башней.
Отчасти Мин была даже рада, что Эгвейн и остальных здесь нет. Рада, что не может прочесть на их лицах знаки неотвратимой смерти. Но с другой стороны, ей хотелось бы взглянуть на своих подруг, ничего не увидеть и удостовериться в том, что они будут жить. Куда же, во имя Света, они запропастились? Она хорошо знала всех трех и потому предположила: если Гавину неизвестно, где они находятся, значит они не хотели, чтобы он это знал. Скорее всего, так оно и есть.
Неожиданно Мин вспомнила о цели своего прихода в Башню, а заодно и о том, что беседует с Гавином отнюдь не наедине. Похоже, Сахра позабыла, что нужно вести просительницу к Амерлин, она вообще позабыла обо всем на свете, кроме юного лорда, и не сводила с него восторженных глаз, чего он попросту не замечал. Но Мин уже не надо было притворяться, что она впервые в Башне. Она стояла у самых дверей в покои Амерлин, и теперь ничто не могло ее остановить.
– Гавин, я не знаю, куда они подевались, но если они и впрямь отбывают наказание на какой-то ферме, то они потные, чумазые, по пояс в грязи. И неудивительно, что им не хочется, чтобы их видели такими, а уж ты – тем более.
По правде говоря, отсутствие подруг встревожило Мин не меньше, чем Гавина. Слишком многое из уже случившегося и из того, что происходило сейчас, могло отразиться на их судьбе. Хотя, кто знает, может, их действительно послали в деревню – каяться в своих прегрешениях?
– Гавин, ты вряд ли поможешь им тем, что разгневаешь Амерлин.
– А я не уверен, что они где-то на ферме. И даже не уверен, живы ли они. Зачем вся эта скрытность и недомолвки, если они всего-навсего пропалывают грядки? Если что-то случилось с моей сестрой… или с Эгвейн… – Юноша покраснел. – Я ведь должен приглядывать за Илэйн. И как же, спрашивается, я могу ее защитить, если даже не знаю, где она?
Мин вздохнула:
– А ты думаешь, ей нужно, чтобы за ней приглядывали? Или это нужно Эгвейн?
На самом деле Мин понимала, что, если Амерлин отправила девушек с каким-нибудь поручением, приглядеть за ними было бы совсем не лишним. Амерлин ничего не стоило по каким-то своим соображениям послать женщину в медвежью берлогу, вооружив хворостиной, и ждать, пока та не принесет медвежью шкуру или не приведет медведя на поводке – в зависимости от того, что ей было велено. Но говорить об этом Гавину значило лишь разжигать лишние страсти и усиливать его беспокойство.
– Гавин, они сами попросились в Башню и не поблагодарят тебя за вмешательство.