Эмин и Афродити вели себя непринужденно, как люди, которые знакомы много лет. Для турчанки-киприотки Афродити была и дочерью, и клиентом, а теперь еще и работодателем. Возможно, последнее предполагало более официальный стиль общения, но по молчаливому согласию обе не придавали этому значения.
— И вы так прекрасно выглядели!
— Спасибо, Эмин, — ответила Афродити. — Я получила много комплиментов по поводу прически!
— У нас сегодня не было отбоя от посетителей, — сообщила парикмахерша. — По-моему, приходят даже посторонние, чтобы воспользоваться случаем и осмотреть все.
— Но и гости отеля тоже? — поинтересовалась Афродити.
— Полно! — ответила Савина.
Сегодня Афродити выбрала ярко-зеленое платье — оно эффектно оттеняло прозрачные аквамарины — с рукавами до локтей, чтобы был виден браслет. Юбка пышная, в сборку, подчеркивала тонкую талию.
— Эти цвета вам очень к лицу, — тихо заметила Эмин, расчесывая волосы Афродити, доходившие той до талии. — Вы такая красивая!
— Ты такая милая! Я сегодня чувствую себя немного усталой. Вечер затянулся.
— Ваши родители побудут немного? — Савина протирала зеркало рядом.
— Нет, к сожалению, — ответила Афродити, и они встретились взглядом в зеркале. — Они уже улетели. Ты же знаешь мою мать.
Обе женщины прекрасно ее понимали.
Эмин помнила, как в первый раз встретилась с Артемис Маркидес после смерти ее сына. Та словно вдвое уменьшилась в размерах, а волосы, как потом рассказывала Эмин, из каштановых сделались седыми за одну ночь.
— Я много раз слышала, что так бывает, но не верила, — говорила парикмахерша друзьям. — А тут увидела сама, собственными глазами!
— Жалко, что они так быстро уехали, — вздохнула Савина. — Говорят, в Англии такая плохая погода… А ваша мать любила посидеть на солнышке.
— Мне кажется, она теперь ничего не любит… — пробормотала Афродити. Повисла пауза. — Можешь сделать строгую прическу? Подними опять волосы наверх, но только без локонов, — попросила она.
Эмин еще раз провела расческой по длинным густым волосам Афродити и разделила их на две части. Обе парикмахерши принялись заплетать их в косы и скручивать в пучок наверху, выше, чем было вчера вечером. Чтобы закрепить тяжелые блестящие косы, потребовалось несколько десятков шпилек.
Убранные наверх волосы подчеркивали длинную изящную шею Афродити и делали более заметными серьги в ушах.
Савина поднесла зеркало, чтобы клиентка могла рассмотреть прическу сзади.
— Катапликтика! — ахнула та. — Фантастично!
— Даже лучше, чем вчера, — заметила Эмин.
— Сегодня еще более важный день, — сказала весело Афродити.
Настроение у нее улучшилось: с Эмин и Савиной она могла расслабиться и не изображать жену босса.
— Первый настоящий вечер. Настоящее начало!
— Да вы волнуетесь!
— Это правда. И Саввас тоже.
— Как именины в детстве. Мечтаешь, мечтаешь о них, не веря, что этот день в самом деле настанет.
— Как долго мы этого ждали! И вот свершилось.
— Кто сегодня будет?
— Все, кто живет в отеле. У нас что-то вроде банкета.
Несмотря на утонченную внешность, Афродити вела себя как ребенок. Она спрыгнула с кресла и закружилась, словно игрушечная балерина на музыкальной шкатулке.
Улыбаясь, женщины любовались ею. Все трое отражались в зеркале, Афродити встала между ними, и на мгновение они взялись за руки.
Потом Афродити отпустила их руки.
— Мне пора, — сказала она. — Увидимся завтра. Спасибо за все.
Когда она появилась в холле, Саввас уже встречал первых гостей и направлял их в сторону террасы.
Маркос был на месте и отдавал распоряжения своим сотрудникам обносить гостей напитками. Фрау Брухмайер стояла рядом с ним, держа в руке бокал и беседуя с гостями из Германии. Она оживленно жестикулировала, и кольца на ее тонких пальцах стукались друг о друга, а брелоки на браслете позвякивали. Новый дом привел ее в восторг, а другие гости с интересом и восхищением слушали ее рассказ о том, как уроженка Берлина стала жить под голубыми небесами Кипра.
Маркосу нравилось общество фрау Брухмайер. Его восхищала жажда жизни этой элегантной семидесятилетней дамы. Частенько она последней покидала бар. Иногда в конце вечера Маркос целовал ее в обе щеки.