Пал Палыч любил повторять, что для многих людей жизнь – это и есть сказка. А два миллиона рублей – мечта. Сказки всегда должны заканчиваться хорошо, останавливаться на каком-то моменте, когда все счастливы и никто не думает о том, как будут развиваться события дальше. В сказках необязательно, чтобы мечта сбылась. Главное – ощущение счастья от прикосновения к этой мечте.
– Мы продаем людям сказку, – говорил бог с золотыми волосами. – Они живут в сказке десяток лет, шаг за шагом приближаясь к мечте. За три-четыре месяца до того, как мы должны выплатить им деньги, люди абсолютно и безоговорочно счастливы. Это ключевой момент их жизни. Самое лучшее мгновение. Хочется поставить его на паузу и написать «КОНЕЦ», потому что осталось немного, а потом вряд ли станет лучше.
Он, безусловно, был прав.
Я дошел до нужного подъезда, разблокировал электронный домофон. Дом был старенький, панельный. Внутри классика – мутная лампочка, зеленые батареи, на полу листовки: «Интернет за 0 рублей», «Чиню окна», «Сниму порчу». На коричневых дверцах лифта маркером написано, что Оля с третьего этажа – шлюха.
Я запрыгнул в лифт, поднялся на девятый этаж. Набрал на телефоне номер.
Гудок, еще один, женский голос:
– Да, слушаю?
– Катя? – Я улыбнулся. Люди чувствуют, когда им улыбаются.
– Да, верно. А вы?..
– Артем, Артем. Не узнала, что ли, красавица? Я, это, поднимаюсь. Ты ж ключи от офиса забыла. Кто завтра откроет? – Я остановился напротив ее двери. Сказал в трубку радостно: – Звоню!
Вдавил кнопку звонка. Почти мгновенно щелкнул замок. Дверь приоткрылась.
На вид и не скажешь, что ей за тридцать. Милая девушка, ухоженная, симпатичная. Одета в футболку и джинсы. На ногах розовые – розовые! – тапочки.
Я не дал ей времени сообразить, что не существует никакого Артема. Тяжело навалился на дверь, толкнул, ворвался внутрь. Одной рукой зажал рот, второй ударил кулаком в солнечное сплетение, сбивая дыхание. Ногой закрыл дверь. Екатерина (Катя, Катенька) выпучила глаза, я помог ей сесть на пол, а потом взял ее красивую голову двумя руками и сильно ударил о стену. Брызнула кровь, девушка едва слышно вскрикнула и осела, потеряв сознание.
Пал Палыч прав, когда говорит, что нынешние люди живут не нюхнув пороху. Они перестали бояться. Они превратились в наивных и доверчивых.
Я оттащил Катеньку в кухню, уложил возле двери на балкон. Потом плюхнул на стол спортивную сумку. Расстегнул молнию.
Внимание – акция. Пал Палыч любит, когда приходит подробный недельный отчет. Это его увлечение – читать то, что пишут сотрудники. Надо закрыть все графы, проставить все галочки и заполнить комментарии. Победителю – приз.
Пал Палыч отобрал меня из сотни рыжих голубоглазых мальчиков. Не знаю, чем я так выделялся, но точно помню тот момент, когда он склонился надо мной, такой большой, добрый, златовласый и приятно пахнущий.
– Как звать? – спросил Пал Палыч.
– Коля, – ответила моя мама. – У него уже есть опыт, он у нас снимался в рекламе, да, Коля?
Мама нагло врала. До этого я снимался один раз, у маминой знакомой. Меня посадили в обнимку со слюнявой собакой и велели улыбаться. Это была реклама собачьих консервов, которая никогда не увидела свет. Но мама взяла у знакомой образцы, распечатала их и говорила всем, что ее сын – звезда рекламы.
Пал Палыч потрепал меня по голове и сказал:
– Отлично, годится!
В двухтысячном, то есть пятнадцать лет назад, я стал официальным лицом страховой компании. Растяжки и плакаты пестрели по всему Петербургу. Кто-то несколько раз даже узнавал меня на улице. В общем, то был пик славы.
Я фотографировался для рекламы «Светлого будущего» четыре года. Потом Пал Палыч решил, что достаточно заявил о себе, и принялся собирать урожай клиентов. Я не устану повторять, что он бог продажи. Даже моя мама купила страховку.
Сниматься я начал в девять, а закончил в тринадцать. Еще через год мама, придя домой, обнаружила, что я выколол глаза нашему коту, крохотному сиаму по кличке Блэк. Я не любил Блэка: он вечно мяукал под дверью моей комнаты, а еще надо было выгуливать его по вечерам. Но глаза я выколол по другой причине. Я хотел хорошенько их разглядеть.
