Всю жизнь она находилась под опекой живущих в деревне под Магнитогорском родителей, была для них единственной радостью и опорой. Удивительно даже, как они отважились отпустить ее от себя в Свердловск на учебу, потому что дальше своей околицы Лена никогда не выбиралась!
Анатолий встретился с ней, когда приезжал к брату в отпуск. Тот, отчитавшись по службе и сдав дела помощнику, собрался махнуть с туристским рюкзаком и охотничьим снаряжением в Анненск, сосновую деревеньку километрах в шестидесяти от города. Брат буквально перехватил Анатолия, которому перед службой на новой заставе выдался отпуск, уговорил и доставил его пригородным поездом в Анненск.
Что могло ждать Анатолия в этой несуетной деревеньке, где дома напоминали незлых дворовых собак, свернувшихся калачиком и уткнувших носы в белый снег? Если бы ему сказали, что здесь он встретит свою судьбу, Анатолий воспринял бы это как шутку.
Леночка жила у родителей, готовилась к госэкзаменам, и все получилось просто: дотошный брат, облюбовав уютный дом на берегу стянутого льдом озерка, уговорил Бобылевых, владельцев дома, принять на постой двух офицеров, и те, немного помявшись от необычной просьбы, сдались.
Все было новым, необычным для Лагунцова. Вечерами братья вместе с хозяевами пили чай с жесткими сушками в большой, оклеенной картинками из журналов комнате. Смеялись по любому поводу и так, что качалась низко опущенная лампа на длинном витом шнуре. Иногда катались на лыжах по последнему ноздреватому снегу, и ничего между Анатолием и Леночкой, дочерью Бобылевых, как будто не происходило.
Брат, донельзя довольный тем, что удалось вырваться на природу без жены, потому что у нее выпала срочная работа в своем НИИ и ее не отпустили, шутливо подбадривал Анатолия, кивая на Леночку и нечаянно попадая в точку:
— Братуха, вперед! Ты огородами!..
Не получалось «вперед». И «огородами» — тоже. Не было у Анатолия ни могучего дара знакомиться, ни обольщать, хотя Леночка и понравилась ему сразу, да так, как прежде не нравилась ни одна девушка.
Конечно, Анатолий помалкивал о своих чувствах, но брата трудно было провести. Ему, женатому, устройство семейной жизни казалось делом таким же простым и незатейливым, как тесание бревен, которым он занялся от избытка сил и свободного времени.
— Ну ты даешь! — удивлялся. — Чего тянешь? Нравится — жми напролом, братка. Женщины оч-чень уважают настойчивых. Тут надо как топором: раз — и в дамки. Понял? Жми…
Но он не мог. Все получилось просто. Брат в один из дней остался дома, Анатолий с Леночкой ушли кататься на лыжах вдвоем, а когда вернулись (оба словно пришибленные, как потом объяснил брат), то объявили: решили пожениться.
— Постойте, постойте, как же это? Так сразу и жениться? — изумился брат. — Ну вы даете!
Пока онемевшие от неожиданности Леночкины родители туго соображали, как им быть и что делать, брат разбитно, с ухарством спросил:
— Может, мне за шампанским?
Шампанского в сосновой деревеньке не оказалось. Зато разжились у продавщицы продмага ящиком плодово-ягодного. Несли ящик на виду у всей деревни, осторожно, как взведенную мину.
Ближе к вечеру, когда сумерки ультрамарином подкрасили окна, в суматохе начали одеваться — кто во что. Стол уже был накрыт, головки одолженных у соседей магнитофона и проигрывателя нацелены на «пуск».
Брат сиял, будто готовившееся торжество было в его честь. Анатолий с улыбкой, словно зритель в кинотеатре, следил за приготовлениями, зачарованно отыскивая глазами Лену.
Тихо прошла скромная, с пирогами и прочей деревенской снедью свадьба. Леночкины подружки и знакомые, поначалу табунком топтавшиеся у порога, как-то несмело, вполголоса, «отплакали» ее кончившееся девичество, а потом, выпив, развеселились и пели до петухов, крикливо обозначивших в паузе между песнями и чаем наставшее утро…
После свадьбы успел минуть не один год, но Леночка почти не менялась, была прежней тихоней. Так что неоткуда ей было набраться житейского «опыта» — в смысле захвата власти над мужем… Догуляв отпуск, Анатолий прямо из Анненска отправился к новому месту службы, а когда, сдав госэкзамены и получив диплом, Лена приехала к нему, Лагунцов уже был полновластным хозяином заставы, и Лена, видевшая его в отпуске совсем иным, застенчивым и робким, сразу почувствовала перемену, приняв ее как должное.
