Снова чокаемся, и снова дядька Друц тянется через плечо, отбирает у меня стакан. Половина ему, половина теперь — Рашельке. Поровну. Ну да, Княгине тоже хочется, чего ей там на донышке... Да и мне понравилось. Пожалуй, еще выпью.
А то нам на троих мало будет.
— Тебя-то за какой грех повязали? Арбуз у татар на бахче слямзил?
Мишок глядит на меня свысока.
Губы кривит:
— Еще скажи — кусок хлеба украл. Обижаешь, Аза! Кинул меня один халамидник, так я его на перо поставил. Ну, и пошла мне, мальчишечке, жизнь острожная, осторожная... А там уж с Вадюхой-Сковородкой знакомство свел, он мне и говорит на прогулке: хошь в мою кодлу?..
Мишок вдруг прикусил язык. Воровато огляделся по сторонам; не подслушивают ли? Да кому его пьяный треп нужен? Ну, в кодлу его Вадюха позвал, толку-то! Еще и врет, небось — сам к Вадюхе навязался, прилип репьем!
— Это я так, про кодлу... ерунда это, Аза!.. — мямлит парень и от пущего смущения хлюпает нам по-новой в стаканы. — Давай лучше за него выпьем. За Вадюху, в смысле. Кореша мы с ним, по жизни, не разлей-вода!
Пьем.
Вчетвером.
— Я про кодлу это... ну, сдуру! Кореша мы с ним. Кореша — и все. Поняла? Контрабанду Вадюха гнал, безъакцизку. Взяли его близ Хрустальной бухты, только слам-то он припрятал, обождал тырбанить! — Мишок пьяно хихикает, восторгаясь умом Вадюхи Гаглоева. — А потом амнистия! Ответчик за грехи наши пред Отцом своим ответил, а нам — свобода! Поняла? Свобода, по жизни! Вместе и вышли, со Сковородкой-то. Вадюха, он сызмальства в законе. Соображаешь? А я — при нем теперь. Ты меня держись, Аза, не пропадешь! Со мной, да с Вадюхой, да... Еще по стаканчику?
— А не обопьешься, соколик?
— Я? Нет, я?! да я...
Бутыль трясется в его руке, булькает, захлебываясь, вино разливается по столу кровавой лужей — а я вдруг ловлю взгляд сидящего напротив землемера. Пустой взгляд, оловянный. Как... как у того душегубца на заимке.
Господи! Да сколько ж его вспоминать-то буду?! Забыть бы...
Землемер смотрит на Мишка. Потом на меня. Неторопливо отворачивается, тянется за пучком зелени.
Мы пьем.
Чья-то тяжелая рука опускается на мое плечо.
— Ну ты и хлещешь, девка, — голос добродушный, чуть удивленный. — Ровно бывалый ром-конокрад! Эк мне парня укатала! Ладно, больше не пей, тебе гадать еще. Поглядим, что ты умеешь, кроме как вино стаканами глушить!
Поднимаю глаза, но хозяин дома уже идет дальше. Обходит гостей, останавливаясь возле каждого, чтобы сказать пару слов. Хороший хозяин, о гостях не забывает.
— Эт-то ты меня ук-катала?! — щурится Мишок куда-то мимо. — Да я сам кого хошь... п-по жизни... Айда плясать!
Он валится на меня, пытается облапить, горячо дышит в лицо.
— Ай, спляшем, соколик! Ай, чертям тошно станет!
— Ай, да ну, да ну, данай, драдану-данай!
Это не я.
И не Друц с Рашелькой.
Это Катарина с Лейлой! Ромы своих в обиду никогда не дадут, а я для них своя. Хорошо быть своей! Хоть у ромов, хоть где!..
Мишок, кажись, так и не понял, кто его плясать выволок. А бабы черные завертели парня по очереди, залили двор радугой юбок, забросали звоном монист, под бубны с дудками. Закружили Мишку удалую голову — он и упал посреди двора, башкой мотает.
Хорошо Мишку. До того хорошо, что аж плохо. А поделом! Ишь, удумал: Друцеву любимую крестницу перепить! Сам, небось, и до шестерки не дорос — а туда же! О чем это я? Что за чушь в голову лезет? Опьянела? Да нет, вроде...
— Эй, кто там! Отнесите парня к ручью, пусть отлежится. Дело молодое, сил не рассчитал... А ты, девка, садись-ка со мной рядом. Погадаешь на судьбу.
— Давай, я тебе карты раскину, золотой мой?! — Лейла мигом возникает рядом с Вадюхой. Обнимает смуглой рукой за шею, трется грудью. — У меня глаз хороший, удача легкая, как скажу, так и сбудется!
Это она верно... пусть лучше Лейла.
— Нет, красивая. Хочу, чтоб подруга твоя мне фарт нагадала. Как кличут подругу-то? Аза? Ну, садись, Аза, ромка таборная... Краденая, небось?
— Кто? Я?!
— Ты, ты, кто же еще! Ой, ходили ромы да во чужи хоромы, взяли девку белу прямо с колыбели...
— Врешь ты все, Сковородка!
— Может, и вру...
Краем глаза вижу: четверо грушевцев, среди них и усатый жердяй-землемер, тащат Мишка прочь со двора. К ручью, должно быть. В чувство приводить. Мишок слабо брыкается и несет околесицу.
