Петроград и Москва, безусловно, основные центры революционного движения в стране в 1917 году. Поэтому так важно было укрепить и расширить влияние большевиков в обеих столицах. Но без провинции, без ее поддержки невозможна окончательная победа социалистической революции. На местах же, в провинциальных городах, силы большевиков далеко не так велики, как хотелось бы, там просто не хватает людей. И ЦК партии большевиков посылает лучших, испытанных товарищей на работу в провинцию. По указанию ЦК партии Ворошилов отправляется в Донбасс. С ним едет и Екатерина Давыдовна.
В Луганск они приехали 28 марта. Недалеко от железнодорожного моста через Лугань встречали Климента Ефремовича и Екатерину Давыдовну товарищи. Радостный, взволнованный, обнимался, жал им руки Ворошилов. Сразу же оживленная беседа, его расспрашивают о Петрограде, о революции, а он, в свою очередь:
— Как у вас тут дела? Как работаете? Кто в Совете? Много ли большевиков?
Ответы далеко не утешительны. В Луганске ситуация примерно такова же, как и в Петрограде, как и во всей стране. Силы большевиков были невелики: 90—100 человек, на выборах в Луганский Совет они смогли получить лишь 15 мест из 60. Председателем Совета стал земский деятель, меньшевик Г. М. Ларин-Римский, и под его главенством соглашатели ведут яростную борьбу с большевиками.
— Позавчера они резолюцию о войне провели в Совете, — рассказывали товарищи Ворошилову, — требуют «бороться с германской военной силой»!
Однако были и отрадные вести. Рабочие Луганска не забывали, кто их вел в революцию 1905 года, не оставались глухими к голосам большевиков и охотно вступали в их ряды: на конец марта организация насчитывала 800 человек.
В последующие месяцы рост организации продолжался. В мае стала членом РСДРП (б) Екатерина Давыдовна, активно участвовавшая и до того в политической борьбе.
Чувствуя свою слабость, меньшевики еще до приезда Ворошилова попытались предложить большевикам объединение.
— Когда мы спросили их, — рассказывал И. Николаенко, — под каким же флагом думаете вы образовать комитет, они ответили: «Зачем сейчас разговаривать о флаге? Создадим комитет, а потом посмотрим, под каким флагом идти!» Мы, разумеется, отказались. Да вы сами, Климентий Ефремович, увидите, что это за публика…
— Ничего, — смеялся Ворошилов, — я с этой отщепенческой братией в Петрограде уже сталкивался. Мы и здесь с ними поборемся.
В ближайшие дни ему действительно довелось не только познакомиться, но и вступить в острый конфликт с меныпевистско-эсеровским руководством Совета.
Сразу же по приезде в Луганск Ворошилова избрали председателем Луганского комитета большевиков и ввели в состав Совета. Встретили в Совете Ворошилова, по его же словам, «радушно»:
— Приветствуем вас, старого луганчанина, — рассыпался с трибуны опытный оратор Римский, — приветствуем здесь, в центре общественной жизни города. Здесь хорошо помнят и вас, и вашу борьбу. Я, граждане, предлагаю предоставить гражданину Ворошилову в знак его заслуг право председательствовать на сегодняшнем заседании..«, Предложение вызвало одобрение депутатов, многие действительно хорошо знали Ворошилова, но он и не думал соглашаться на «заманчивое» предложение.
— Благодарю вас, я отказываюсь! — был его ответ. Ворошилову хотелось присмотреться, познакомиться с составом собрания, настроением его. Это сразу же удалось, как только собрание перешло к главному пункту повестки дня. Следовало решить: праздновать ли день 1 Мая.
Большинство выступавших заявляли: в этот день надо работать. Особенно старались меньшевики, они высчитывали, сколько патронов и снарядов для обороны можно сделать в сутки.
— Во время великой войны, ведущейся за свободу человечества, — распинался Римский, — недопустимы какие бы то ни было празднества, и те, кто требует праздника, — тут он покосился на большевиков, — содействуют врагу!
Выступления немногочисленных большевистских депутатов тонули во враждебном гуле. Ворошилов послушал, послушал и выступил с речью сам. Поначалу его слушали внимательно, но, по мере того как он излагал точку зрения большевиков на войну и возможность празднования 1 Мая, настроение аудитории менялось, симпатии к Ворошилову исчезали, и закончил он речь при криках «Долой!».
