Забастовка в Луганске стала всеобщей. Это испугало городские власти. Полиция растерялась и была не в состоянии предпринять что-либо. В Луганск срочно вызвали роту солдат. Но применить оружие власти не решились, и 19 февраля Хржановский был уже гораздо более сговорчивым. 21 февраля решено было со следующего дня прекратить забастовку, так как администрация приняла основные требования. Наряду с сокращением рабочего дня паровозостроители добились значительного увеличения зарплаты и т. д.
Удалось Ворошилову и поколебать скептицизм Рыжкова: администрация обещала увеличить средства для школы, расширить ее, устроить библиотеку и обещания свои вскоре выполнила.
Успех первой стачки серьезно сказался на событиях, имевших место в Луганске в последующие два года. Он воодушевил не только пролетариев Луганска, но и самих социал-демократов. Поднялся интерес рабочих к политике, кружки стали расти, увеличилось их число. Вот только пропагандистов, которые могли растолковать рабочим хотя бы основы партийной политики, постоянно не хватало.
Круто изменилась судьба Ворошилова. Он и раньше отдавал все свое время социал-демократической пропаганде, а теперь у него буквально не было ни единой свободной минуты. «Володя», «Володька» (такова была подпольная кличка Ворошилова) становится признанным лидером и на заводе Гартмана, и во всем городе. Вскоре он возглавил Луганский комитет РСДРП.
Здесь ему сразу же пришлось столкнуться с делами внутрипартийными. Надо подчеркнуть, что в бескомпромиссной борьбе между революционным крылом РСДРП — большевиками — и оппортунистами луганская организация немедленно определила свою позицию. 10 мая, к примеру, 22 луганских агитатора и партийных организатора, обсудив положение в партии, выразили «свое полное согласие с принципами большинства II партийного съезда». Таким образом, луганская организация, в руководстве которой именно с того времени главенствующую роль стал играть Ворошилов, недвусмысленно демонстрировала свою большевистскую принадлежность и в повседневной работе следовала ленинским путем.
С наступлением весны луганские большевики усилили свою пропаганду. Одна за другой следовали «летучки» на предприятиях, «массовки» за городом. Нередко в конце смены большевистские агитаторы появлялись в дверях цехов и звали на митинг уходивших рабочих и пришедших на смену. Несколько человек поднимали оратора на руки, он кратко и деловито рассказывал рабочим о том или ином событии политической жизни страны. Пока заводская полиция собиралась с силами, речь заканчивалась, и агитатор, оберегаемый группой рабочих, исчезал.
Еще более своеобразными стали «массовки» за пределами города. В распоряжении рабочих не было ни клубов, ни иных помещений, и потому для своих собраний они уходили в степь. Находили глубокую балку, заросшую густым и колючим кустарником. Здесь, либо вечером, либо в воскресенье, собирались заранее подобранные люди. На подходах к месту сбора устанавливались дозоры, со временем для них стали выделять вооруженных рабочих-дружинников. Это обеспечивало, как правило, относительно спокойное проведение «массовки».
Обыкновенно на «массовках» выступали профессиональные революционеры, приезжавшие в Луганск, или местные руководители, но особенно часто — Ворошилов. Вскоре он стал любимым оратором луганских рабочих, настолько просто, ясно и в то же времяполно и ярко говорил он обо всем, что интересовало рабочих.
Выступал он и на «массовке», приуроченной ко дню 1 Мая. В этот день предполагали организовать всеобщую стачку рабочих города, но сделать это не удалось — власти были начеку. Полицию подняли на ноги, вызвали войска. Тогда решено было отпраздновать 1 Мая за городом, в балке за Ольховым мостом.
Весна в том году была ранней, поля уже начали зеленеть первой травой, и за городом гуляли горожане. Поэтому группки рабочих, пробиравшихся к условленному месту, не возбудили подозрений. К тому же организаторы маевки позаботились о дозорах. Собралось более сотни человек. Выступал Ворошилов. Он говорил о международном значении 1 Мая и призывал до конца бороться за победу рабочих. Были и другие ораторы.
