Такси затормозило у тротуара. Он просунул в окошко деньги и выскочил из машины. Ревущий дождь захлестывал его. Превозмогая порывы ветра, он устремился к подъезду.
Задыхающийся, промокший до ниточки и наполовину раскаивающийся в капризе, заставившем его носиться с тремя бродягами-кататониками, он вынул из кармана промокшее удостоверение и показал его девушке, сидевшей за столом в приемной.
— О, газетчик! Что у нас, какая-нибудь сенсация?
— Ничего особенного, — ответил он небрежно. — Какого-то бродягу нашли на углу Йоркской и Девяносто первой. Он что, в палате наверху?
Девушка посмотрела в журнал и кивнула.
— Он ваш родственник?
— Внучек.
Выйдя из лифта, он уверенно зашагал по длинному белому коридору. У входа в палату он столкнулся с редактором — замерзшим, промокшим и недовольным.
Дежурный доктор искоса посмотрел на них, когда они бесшумно вклинились в круг практикантов, обступивших кровать.
Кататоника уже раздели, вытерли и растерли спиртом. Мышцы его были расслаблены, глаза прикрыты, челюсть по-идиотски отвисла На шее была видна темная полоска от удаленного хирургического пластыря Гилрой увидел часть шва под остриженными волосами.
— Кататоник, док? — тихо спросил он.
— Вы еще кто такой? — резко выпалил доктор.
— Гилрой… «Морнинг Пост».
Доктор снова посмотрел на лежащего на кровати человека.
— Кататоник, несомненно. Никаких признаков алкоголя или наркотиков. Легкое истощение.
Гилрой деликатно отпихнул локтями пару практикантов и пробрался поближе к врачу.
— Но инсулиновый шок ведь не дал результатов? Чего и следовало ожидать.
— Почему? — удивленно спросил доктор. — При кататонии он всегда действует… По крайне мере, временно.
— Но в данном конкретном случае ничего не выходит, не так ли? — стоял на своем Гилрой.
Голос доктора звучал тихо, как бы признавая поражение.
— Да.
— О чем вы? — раздраженно спросил редактор. — И что такое кататония? Паралич?
— Это последняя стадия шизофрении, — ответил доктор. Мозг восстает против груза ответственности и забот и ищет в своей памяти время, когда ничто его не обременяло. Он возвращается в детство, но в детстве тоже были свои заботы; возвращается еще глубже, но заботы начинались с самых ранних дней. Наконец, он замирает на стадии предродового умственного состояния.
— Но в таких случаях имеет место постепенная дегенерация, — вставил Гилрой. — Задолго до наступления полного умственного вырождения, болезнь обнаруживается и человека помещают в больницу. Он проходит через безумие, идиотизм и после долгих лет медленной дегенерации кончает тем, что отказывается использовать свои мышцы и свой мозг.
Редактор выглядел удивленным.
— Почему же инсулиновый шок должен вывести его из такого состояния?
— Он и не должен! — выпалил Гилрой.
— Нет, должен! — сердито ответил доктор. — Инсулин резко снижает содержание сахара в крови и вызывает шок. Внезапный сахарный голод выбивает кататоника из состояния пассивности.
— Верно, — ответил Гилрой. — Из этого и видно, что в данном случае мы имеем дело не с кататонией! Перед нами что-то, очень похожее на кататонию, но где вы видели кататоника, способного на произвольные мышечные движения? И задержки слюнотечения тоже не наблюдается. Думаю, что это паралич.
— Вызванный чем? — едко спросил доктор.
— Это уж вы должны знать, чем. Я не медик. А что вы скажете о разрезе на шее?
— Чепуха! От разреза до двигательного нерва добрая четверть дюйма. Он здесь ни при чем.
— Вы ошибаетесь, док, — тихо сказал Гилрой. — Разрез под затылком очень даже при чем, а кататонию нельзя вызвать хирургическим путем. Она может быть причинена повреждениями органов, но процесс дегенерации в таком случае будет развиваться очень медленно. Этого человека умышленно оставили там, где его нашли, так же, как и других.
— Похоже, что ты прав, Гилрой. — Заметил редактор. — Что-то здесь не то. И у всех троих одинаковые разрезы?
— Абсолютно. В одном и том же месте: под самым затылком, налево от позвоночного столба. Видели ли вы когда-нибудь более беспомощного человека? Ну, как по-вашему, смог бы он удрать из больницы, хотя бы из кабинета частного хирурга?
