Луиза вошла в кухню. Здесь царил полный беспорядок. Груда вымытой посуды громоздилась на сушилке. Видимо, никто здесь не горел желанием или не имел времени поставить вещи на место. Луиза принялась читать этикетки на банках и бутылках. Кто-то вроде бы увлекается кулинарным искусством, если судить по количеству кухонных принадлежностей, втиснутых в керамический горшок. Может, это Карен, подумала Луиза, и снова расстроилась. Ей не хотелось думать о Карен, которая спит наверху.
— Значит, вы все друзья? Наверное, нелегко делить жилье с таким количеством людей.
Эш рассмеялся и взял две кружки из немалого количества вымытых. При этом несколько сохнувших ножей соскользнули с полки и упали в раковину, но Эш вроде и не заметил.
— Я привык. Это цена, которую платишь за право жить как тебе хочется. Я знал Джинджера и Карен до того, как переехал сюда. Она его сестра, а с ним мы дружны много лет. Двое других нашлись случайно, однако уезжать не хотят, а нас это устраивает. Нам нужны деньги на оплату дома.
— А Карен… она тоже безработная?
— У Карен есть собственные средства, и у Джинджера тоже. Остальные из нас выкручиваются как умеют.
— Понятно.
— Я имею в виду, что у меня нет надежного гнезда. — Луиза ждала продолжения. Она-то понимала, что значит не иметь надежного гнезда. — А у этих двоих есть. Но я не жалуюсь. Джинджер работает, а Карен нет. Сейчас не работает. У нее была работа в баре, но она ее потеряла.
— О Боже, — сочувственно округлила глаза Луиза.
— Не жалей ее. Она работает для развлечения, когда придет настроение. Она платит за все — за счет своего отца. Садись к столу. Давай потолкуем.
Луиза отодвинула тяжелый деревянный стул и села. Стол был широкий, крепкий и весь завален старыми воскресными газетами. В тоне Эша, когда он говорил о Карен, было нечто интригующее. Что-то не совсем уважительное.
— А у твоих родителей нет денег?
— Мои родители со мной в разводе.
— Они что?
— Я с ними не вижусь. Больше не вижусь. Это скучная история. А ты?
— О, мой отец умер. Мама живет в Кенте, работает в одном из отделов службы здравоохранения.
— Правда? — Он сейчас не смотрел на нее, разливая по кружкам чай. — Давно это случилось?
— С моим отцом? Уже больше года. Я стараюсь не думать об этом, если могу. Он был веселый, дружелюбный, все его любили. Всегда был рядом и всегда оставался самим собой. — Луиза сняла пальто и пристроила его на спинку стула, одернув джемпер, надетый нынче утром после целого часа размышлений, какой все-таки предпочесть; остановилась на джемпере с треугольным вырезом: если она чуть-чуть наклонялась вперед, в вырезе приоткрывалась взгляду ложбинка между грудями. — Нельзя ли попросить у тебя стакан воды?
— Разумеется. Конечно. Ты все еще себя неважно чувствуешь?
— Я быстро устаю.
Она наблюдала за тем, как он берет стакан и наполняет его минеральной водой из холодильника. Луиза этого даже не ожидала. Но может, вода принадлежит Карен?
— Значит, Карен твоя подружка? — спросила Луиза, но Эш так холодно поглядел на нее, что она поспешила сделать вид, будто что-то ищет в своей сумке.
— Карен — сестра Джинджера. Она поет для нас. И мы с ней знакомы достаточно долго, это верно.
Луиза открыла первую газету из привезенных с собой. Быстро перелистала страницы. Газета старая, это плохо. Она нашла конфиденциальные объявления и постаралась сосредоточиться.
— У нее великолепный голос. Грудной, создающий атмосферу, по-настоящему сексуальный.
Эш бросил чайные пакетики в пластиковую корзину для мусора и принес кружки с чаем.
— Это замечательно.
Итак, Карен талантлива. Это еще хуже. Луиза уткнулась в объявление о специалистах по городскому дизайну. Эш поставил перед ней стакан с водой и кружку с чаем и сел.
— Я познакомился с ней в Гилдхолле[25].
Так. Гилдхолл? Ну и что дальше? Луиза напустила на себя самый безразличный вид.
— Меня познакомил с ней Джинджер. Мы подружились. Я это ценю.
— Понятно.
Дружба. Это еще хуже, чем вожделение. Дружба существует вечно. Луиза открыла сумку и достала шариковую ручку. Тщательно обвела ею объявление.
— Я знаю обоих уже десять лет, — продолжал Эш.
