— Я полагаю, ты хочешь получить это обратно? — Луиза сняла с пальца кольцо и положила на стол. — Я не произносила слова «да», как ты знаешь. Все произошло слишком быстро, внезапно. Думаю, ты не так меня понял.
Джон поглядел на кольцо. Рот его оставался открытым, как будто он о чем-то напряженно думал. Вид у него был точь-в-точь как у Ронни О’Салливана, нацелившегося кием на шар во время снукера[41].
— Я польщена, что ты сделал мне предложение, Джон, но согласись, ресторан не то место, где говорят о подобных вещах. Независимо от того, что может произойти. — Луиза почувствовала, что нужно сказать еще кое-что. — Мне жаль, что для тебя это такое потрясение. Я не ожидала увидеть тебя так скоро. И не ожидала, что ты сделаешь мне предложение.
Джон сидел молча и покусывал нижнюю губу. Луизе стало неспокойно. Джону было совершенно несвойственно так долго молчать. Добродушное подшучивание было орудием его торговых переговоров, и он очень успешно пользовался этим орудием. Оно, кстати, сыграло свою роль и в их сближении.
— Итак, я…
— Ребенку нужен отец, Луиза, — медленно заговорил Джон, прерывая свое молчание. — Ты знаешь, насколько это важно. Вспомни хотя бы твои отношения с отцом.
Луиза никак не ожидала, что он это скажет. Скорее можно было ожидать, что к этому моменту от него в кухне останутся только отпечатки от ботинок на линолеуме после того, как он спринтерскими скачками понесется к выходу. Но он был здесь и выглядел трезвым как стеклышко.
— Этот мир неидеален, — заметила она.
— Нет, но мы должны сделать для ребенка все, что в наших силах, верно?
— Я так и считала с того самого момента, как приняла решение. Это для меня сейчас на первом месте. Все остальное на втором.
— И мужчина тоже?
— Если необходимо, то да. Это зависит от мужчины.
— Понимаю. — Он дернул ногой. — Значит, готовишь местечко для другого парня?
— Другого парня? — Луиза вцепилась в кружку с кофе мертвой хваткой. — Что это значит?
— У тебя чертовски короткая память, — сказал он. — Ты вполне уверена, что я отец ребенка? Тебе не сосчитать мужиков, которых ты меняла каждую неделю.
— Что?!
— На работе был Эндрю. Его от тебя прямо в жар бросало. А этот лоснящийся тип с верхнего этажа, который, видите ли, посылает тебе розы. И еще один парень, о котором ты говорить не хотела.
— Какого черта…
— Может, ты обреешь голову, обрядишься в грубую холстину и поселишься в типи? С надписью на нем большими буквами: «Никаких пенисов».
Взбешенная Луиза со стуком поставила на стол кружку.
— Потерпи меня, Луиза. Я не такой мерзавец, как ты думаешь.
Он встал и подошел к окну, взялся за шнурок роликовой шторы, и она, свертываясь в трубку, поползла наверх.
— Зачем ты это сделал?
Джон тяжело вздохнул:
— Хотел кое-что проверить. Я всегда терпеть не мог эту штору. На ней узор из малиновых ромашек, они меня дико раздражали. Ты не найдешь малиновых ромашек. Их не существует в природе. И меня злило, что какой-то ненормальный, скорее всего наркоман, вообразил, будто это подходящий узор для шторы.
— Вот уж не думала, что ты обращаешь внимание на мою обстановку. — Луиза посмотрела на него с любопытством. — Мне казалось, что ты здесь ничего не замечаешь.
— Тебя удивило бы то, что я заметил.
— Правда? И что же это?
— За то время, что я у тебя не был, ты успела стать невероятной чистюлей. Нигде ни пылинки, из спальни исчезла кипа газет, паутины тоже не видно. Ноты лежат на пианино аккуратной стопкой. И в гостиной появилось нечто вроде изощренного орудия пытки.
— Ты имеешь в виду канделябр?
— Тебе так сказали? Знаешь, ты просто мечта продавца. «Последний вздох Мура» все еще лежит на ночном столике. Кажется, ты добралась до главы третьей, но не хочешь бросать. На самом деле ты держишь его там, чтобы прятать под ним книжку о гадании по сочетаниям звезд. К ней ты обращаешься регулярно.
— Ничего подобного!
— Да, да, это так. Ты обзавелась неким фетишем в виде плетеной корзиночки с отделениями. В ней находится горшочек с острова Корфу с твоей зубной щеткой и пастой. Есть еще коврик, купленный тобой в «Оксфаме»[42].
— Джон… — Луиза отбросила назад волосы; ей надо было подумать, да и усталость давала себя знать все больше. — О чем ты? К чему ты клонишь?
