— Так что ты хочешь сказать мне, Джон?
— Луиза, я хочу сказать тебе следующее. — Он потянулся через стол к ее руке, и Луиза неохотно протянула ему свою. Джон взял ее в свои ладони, теплые и влажные. — Луиза, я прошу у тебя прощения. Я так глубоко сожалею обо всем. Я вел себя как последний ублюдок.
В глазах у Джона стояли слезы. Казалось, он полностью утратил способность владеть собой.
— Луиза, я люблю тебя, я люблю тебя, неужели ты не понимаешь? Ты не такая, как все. Ты забавная. Ты искренняя. Ты совершенно сумасшедшая. Но в последние недели я узнал тебя еще с одной стороны. У тебя есть чувство собственного достоинства и самоуважение. Я не понимал этого раньше, но теперь понял. А все прочие, Келли, Мэтти, Элен, просто не в счет.
— Мэтти и Элен? — Луиза широко раскрыла глаза; Джон еще крепче сжал ее руку.
— Вот что, — продолжал Джон теперь уже твердым голосом. — Я хочу дать тебе одну вещь. Ты можешь бросить ее мне в лицо, если сочтешь нужным, но я пришел сюда с целью вручить это тебе, и я это сделаю во что бы то ни стало. Потом ты можешь уйти, если захочешь. Но сейчас погоди.
Луиза словно завороженная смотрела, как он опускает свободную руку в карман пиджака, по-прежнему удерживая ее руку другой.
— Не вырывайся, прошу тебя. Посмотри.
Нервная дрожь охватила Луизу с головокружительной быстротой, когда Джон поставил перед ней на стол маленькую бархатную коробочку. Она успела заметить, что люди за соседним столиком с любопытством вытянули шеи.
— Видишь? — спросил Джон, стиснув ее руку так, что она не могла пальцем шевельнуть. — А теперь посмотри, что там внутри.
Щелкнув запором, он открыл коробочку, и Луиза увидела кольцо. Это был солитер — крупный бриллиант, вделанный в красивую, но не броскую оправу и, видимо, очень дорогой. Луиза почувствовала внезапную слабость. Рука, которую удерживал Джон, сделалась вялой и безвольной.
— Мне казалось, что ты говорил…
Слова ее были почти не слышны. На глазах у Джона все еще стояли слезы. Луиза была взволнована не меньше.
— Луиза, я знаю, что был мерзавцем, но я понял, что люблю тебя. И… — голос его на мгновение прервался, — я пришел сюда с намерением сделать тебе предложение. Я собираюсь сделать его сию минуту. Луиза, ты выйдешь за меня замуж?
Луиза сидела неподвижно, а все вокруг нее вертелось, будто стеклышки в калейдоскопе. Окружающие смотрели на них с Джоном с живейшим интересом. Она не могла отвести глаз от него. А в его глазах светилась мольба о прощении.
Он просил Луизу выйти за него замуж, даже считая, что она больше не носит его ребенка. Он полюбил ее. Это единственная причина. Другой нет. Вот он сидит перед ней, и вся душа его светится в глазах. Отец ребенка, которого она сохранила.
— Луиза? — очень тихо произнес он.
Весь ресторан молчал в ожидании ее ответа. Луиза опустила голову, не в силах больше видеть отчаяние на лице Джона. Напряженная тишина вокруг них делалась мучительной. Луиза резко подняла голову и кивнула — то был ее ответ. И все радостное возбуждение субботнего вечера обрушилось на них, когда люди начали громко смеяться и звонко чокаться. Кто-то зааплодировал.
Джон надел кольцо Луизе на палец. Засмеялся не слишком уверенно. Встал, потянулся к Луизе через стол, обнял ее и поцеловал в губы.
Должна ли она подчиниться ему? Спорить с ним? Оттолкнуть его? К этой минуте зрители пришли в такой восторг, что было просто немыслимо разочаровывать их. Луиза улыбнулась Джону. Теперь не время о чем-то говорить. Они оба во власти момента.
— Ура! Она счастлива! — выкрикнул кто-то.
— Ты никогда не делал мне предложения, — пробормотал мужской голос.
— Уймись, радость моя, — отозвался другой мужской голос.
Джон отпустил Луизу, и она плюхнулась на свой стул.
— Она сказала — да!
Джон повернулся к аудитории, широко раскинув руки. Луиза наблюдала за ним. Произошло нечто чрезвычайное, но она еще не осознавала, что именно. Во всяком случае, по щекам у нее текли слезы. Она не сразу заметила официанта, который возник рядом с ней.
— Мои поздравления, мадам! Вы предпочитаете бокал шампанского или валиум[39]?
Оливия стояла у задней двери и смотрела в сад. Там было темным-темно, и, даже когда глаза ее привыкли к темноте, она не увидела ничего, кроме собственного отражения на гладкой поверхности стекла. Оливия отступила на шаг. Неужели она так выглядит?
