Воображая город: Введение в теорию концептуализации - страница 23
Здесь возникает ряд теоретических вопросов. О какой рациональности идет речь? Калькулятивной, «чистой», логической рациональности экономистов или практической, нерефлексивной, повседневной рациональности социологов? Как связаны между собой рациональность и интенциональность действия? Рациональность и информированность? Что входит в категорию структурного ограничения? Всё – от архитектуры станций метро до пропускной способности Третьего транспортного кольца? Какую роль тогда играют инструменты принятия решения – «Яндекс.Пробки» и формула Блэка – Шоулза – Мертона? Означает ли выбор в пользу концептуализации «город – это неинтенциональный эффект интенциональных действий» отказ от бурдьевистской категории социального пространства?
Энтони Гидденс попытался разобраться с этими вопросами в своей теории структурации [Гидденс 2003]. Его концептуальная модель допускает совмещение идеи «практического разума» как ключевой характеристики социальной практики и фокусировки на отсроченных эффектах рациональности (столь ценных для классических экономистов и потому депортированных из Бурдьёполиса). Давайте посмотрим, что при такой смене оптики произойдет с концептуализацией рассмотренного нами выше феномена – феномена сегрегации городского пространства.
Мысленный эксперимент Гидденса выглядит следующим образом:
Представьте себе шахматную доску с расположенными на ней наборами пяти- и десятицентовых монет, которые, подобно индивидам, живущим в городской зоне, рассредоточены по этой доске в случайном порядке. Предполагается, что, несмотря на тот факт, что явная враждебность друг к другу отсутствует, члены одной группы не хотят жить по соседству с членами другой, ибо в таком случае они оказываются в этническом меньшинстве. Каждая монетка перемещается по шахматной доске до тех пор, пока не оказывается в положении, при котором по меньшей мере 50% сопредельных монет принадлежат к той же группе, что и она. В результате мы получаем модель максимальной сегрегации. Десятицентовые монеты образуют своего рода гетто среди пятицентовых соседей. Подобный «эффект композиции» является следствием совокупности действий – тех, кто передвигал монеты по доске, или посредников, функционирующих на рынке недвижимости, – каждое из которых носит преднамеренный (или умышленный) характер. Вместе с тем конечный результат никто не планировал и не желал. Как таковой он принадлежит всем и никому [Гидденс 2003: 50].
И все. Больше никакого социального пространства с его структурами и различениями. Никаких ресурсов, в погоне за которыми агенты мечутся между Правым берегом и Монмартром. Никаких исторически сложившихся диспозиций, обеспечивающих особый статус Юго-Западу и Малой Стране. Сегрегация оказывается просто непреднамеренным эффектом преднамеренных действий. Социальное и физическое пространство – не более чем эпифеномены повседневно-рациональных практик8.
Будем откровенны, модель Гидденса выглядит куда менее убедительной, чем модель Бурдьё. Какое бы отвращение современный теоретик ни испытывал к образу всепроникающих социальных структур – упорядочивающих практики, объективирующихся в телах и территориях, увязывающих габитусы и габитаты, – представить себе абстрактных индивидов, разбросанных в гомогенном пространстве как монеты на шахматной доске, ему еще сложнее. Но Гидденс делает важный теоретический ход: снимает с первой орбиты концептуализации «социальное пространство» и переносит акцент на «практики». (Еще радикальнее поступят в решении этой задачи исследователи-этнометодологи.)
Столкновения, которые мы наблюдали на границе Бурдьёполиса и Гидденсграда, – лишь один из примеров реконцептуализации. Два языка описания (в действительности – куда больше) борются за право «схватить» (grasp), различить, описать и объяснить феномен городской сегрегации. Но в зависимости от того, будет ли городская сегрегация понята как непреднамеренный эффект преднамеренных действий или как результат объективации в физическом пространстве социальных дистинкций, мы получим две совершенно различные городские сегрегации. Единственное, что их объединяет – внимание к практическим действиям конкретных городских агентов.
