Воображаемые жизни - страница 10

Секстилий покоится в некрополе Гадрумета между заклинательницей Септимой и сестрой ее, девственной Фонниссой.

Текст заклинания начертан на свинцовой таблице, свернут и пробит тем гвоздем, что опустила Септима через отверстие для возлияний в гробницу сестры своей.

Лукреций явился на свет в большом семействе, стоявшем совсем в стороне от общественной жизни. Первые дни его прошли в тени черного портика высокого дома в горах, с строгим атриумом и безмолвными рабами. С самого детства его окружало презрение к политике и к людям. Благородный Меммий, его ровесник, разделял игры в лесу, затеваемые Лукрецием. Они вместе удивлялись морщинам старых деревьев и следили, как зыблется под солнцем листва, словно освещенный зеленым парус, усыпанный золотыми пятнами. Они часто наблюдали полосатые спины кабанов, роющих землю. Им попадались неугомонные рои пчел и движущиеся полчища куда-то спешащих муравьев.

Однажды на лесной опушке они вышли на лужайку, окруженную старыми пробковыми дубами, стоявшими так близко друг к другу, что круг их открывал в небе голубой колодец. Бесконечное спокойствие царило в этом убежище. Казалось, стоишь на широком светлом пути, ведущем к божественной высоте. И здесь сошла на Лукреция благодать безмятежных пространств.

Вместе с Меммием оставил он спокойный храм лесов для изучения ораторского искусства в Риме. Старый патриций, владевший высоким домом, дал ему наставника-грека и сказал, чтоб он не возвращался раньше, чем приобретет искусство презирать человеческие дела. Лукреций его больше не видел: он умер одиноким, ненавидя по-прежнему суету общественной жизни.

Когда Лукреций вернулся, он ввел в высокий опустелый дом, к строгому атриуму, среди безмолвных рабов, африканскую женщину, прекрасную, дикую и злую.

Меммий тоже вернулся в дом своих предков. Лукреций нагляделся на кровавые заговоры, на войны партий, на политический разврат. Теперь он был влюблен.

Вначале жизнь была для него очаровательной. Африканка любила стоять у разрисованных стен, прислоняясь к ним массой своих курчавых волос, и всем телом отдаваться подолгу неге ложа. Кубки, полные темным вином, брала она руками, отягченными изумрудами, мерцающими внутри.

У нее была своеобразная привычка — поднимать кверху палец и вскидывать голову. Источник ее улыбок был мрачен и глубок, как реки Африки. Вместо того, чтобы прясть шерсть, она терпеливо рвала ее на мелкие клочья, летавшие вокруг.

Лукреций пламенно желал слиться с ее прекрасным телом. Он сжимал ее груди, цветом подобные металлу, и приникал устами к темно-фиолетовым губам. Они менялись словами любви, то смеясь, то вздыхая, но однажды слов не хватило. И они коснулись упругой матовой завесы, разделяющей любовников. Их страсть дошла до ярости и изменила свой лик. Был достигнут тот острый предел, когда она разливается вокруг тела, не проникая в него. Африканка вся сжалась и стала далекой. Лукреций был в отчаянии, что не смог увенчать любовь. Женщина сделалась надменной, угрюмой, молчаливой, подобно атриуму и рабам.

Лукреций бродил по книгохранилищу. Здесь он развернул свиток, на котором был переписан трактат Эпикура.

И разом открылась ему изменчивость вещественного мира и бесполезность бороться с идеями. Вселенная показалась ему похожей на маленькие клочки шерсти, разбросанные по залам пальцами африканки. Гроздья пчел, колонны муравьев, зыблющаяся ткань листвы, — все это стало для него лишь сочетанием сочетаний атомов. В самом теле своем он почувствовал невидимый, взаимно враждебный народ, стремящийся разъединиться. И любимые взгляды показались ему не более, чем лучами, все-таки материальными, и весь образ прекрасной дикарки — лишь милой раскрашенной мозаикой.

И почувствовал он, что смысл всего этого бесконечного движения — печален и бесцелен. Как некогда на кровавые заговоры Рима с их наглыми шайками вооруженных клиентов, он глядел на круговращение группы атомов, окрашенных одинаковой кровью и оспаривающих друг у друга свое темное первенство. И увидел он, что смертный распад — только освобождение этой буйной толпы, которая тотчас отдастся тысячам других ненужных движений.