«Лягушонка» отпила из бокала еще немного, и вместо нее продолжила толстуха:
— Ты возникаешь в родовом стебле, и просыпаешься в тот миг, когда он исторгает тебя наружу, отрывая от тела свои поры, через которые питал соками все время выращивания. Просыпаешься от боли, кричишь, вскакиваешь, еще не понимая… Да вообще ничего не понимая. Ты видишь сразу три места, но тебе это кажется нормальным. Ведь ты не знаешь, что бывает по-другому. В одном месте дают еду, в другом воду, в третьем ведут на воздух, и ты ощущаешь, как бьются окрест десятки и сотни собачьих сердец. Солнце, небо, тепло и холод — все впервые. Но ты видишь нуара со знаком рода, испытываешь потребность повиноваться и слышишь приказ. Приказ ясный и подробный. И понятный. Ведь с какой-то частью знания ты уже родилась, а что-то начинаешь понимать, осматриваясь, дыша, наедаясь.
Рассказчице потребовалось промочить горло, и повествование продолжила «лягушонка»:
— Вся моя жизнь от рождения и до первого похода составила всего восемь дней. Возможно, срок оказался бы и короче, но ровно столько составил путь от родового стебля до походной колонны. В ней были огромные зубастые ящеры и ящеры с небольшими зубастыми головами на длинных шеях, были огромные мохнатые звери, оседланные стражами, были ящеры, покрытые перьями и имеющие тяжелые мощные крылья. Я и еще много подобных мне фарий вели собак. Мы призвали всех подряд, до которых могла дотянуться наша воля, и гнали их вперед. Не знаю даже, были они тоже выращены богами — или просто дикими, прижившимися. Я была слишком молода, неопытна и бестолкова, чтобы даже задумываться об этом. Я знала только приказ, свою обязанность: когда появится враг — своей волей посылать псов в схватку, дабы они помогали ящерам сражаться, догрызали упавших врагов, рвали ноги живым. Не самая большая польза, не самое важное поручение. Как я понимаю сейчас, важнее был второй приказ: когда ворвемся на земли врага, рассылать собак, чтобы они раскусывали яйца в гнездах, загрызали детенышей, убивали беззащитных работников. Истребляли, опустошали, уничтожали. Битвы не были нашей задачей. Сражались ящеры с ящерами, драконы с драконами, боги с богами. А мы за их хвостами вычищали земли от всего, что могло оказаться полезным врагу.
— С кем вы сражались? — полушепотом спросила Дамира.
— Я не знаю, смертная, — печально покачала головой «деловая». — Я родилась, мне дали приказ, я его исполняла. Мне не говорили, почему, кого и зачем. Помню лишь то, что мы шли на юг, останавливаясь только для еды и сна. Ящеры пожирали мохнатых зверей, после чего мы срезали себе куски оставшегося на костях мяса, а остатки догладывали собаки. Как сейчас помню, они были почти счастливы. Они обожали нас, фарий, и наедались каждый день парного мяса почти до отвала.
— Потом появились драконы с длинными клювами, — вздохнула толстуха. — Они кидались на колонну и пытались схватить тех, кто мельче: нас, стражей или собак — или норовили поранить ящеров. Но у них получалось плохо, потому что их часто ранили наши защитники с пастями на длинной шее, и драконов гибло больше, чем они успевали схватить сами.
— А на третий день приплыл виан, — опять заговорила «лягушонка». — Это такое растение. Оно огромное, как облако, и умеет летать так высоко, что с него видно всю землю от края и до края. Боги создали его, потому что хотели добраться до звезд. Виан умеет выдыхать в себя такой легкий воздух, что взлетает сам. Боги при этом прячутся в корнях растения и смотрят вокруг. Этот легкий воздух горюч, и когда началась война, боги научили вианы горючий воздух утяжелять.
— Про вианы нам не говорили, — покачала головой толстуха.
— И первый раз мы не боялись, — вспомнила «деловая».
— Он пролетел над колонной и вылил на нас свой жидкий огонь, — закончила «лягушонка». — Мы все горели, очень долго и больно. Мучились все тела, даже те, что были спрятаны богами. Это оказалось страшно. Тогда умерли все мохнатые звери, все смертные, многие стражи, много собак. Но много и уцелело. Они ведь маленькие и прятались у ящеров под брюхом. Потом виан снова вылил огонь, и погибли все, кроме фарий и челеби. Мы были все обуглены, покрыты черной коркой, без волос и кожи, и с трудом шли вперед. Прилетевшие к нам в помощь драконы напали на виан, на них напали чужие драконы, все убивали и пожирали друг друга, а новый виан плыл к нам. Тех, кто разбегался в страхе, хватали драконы, а тех, кто жался к змееголовым, поливало огнем. Приказ все равно оставался прежним, и мы шли… Потом меня схватил дракон и стал есть, а его ухватил змееголов, и тоже стал есть, и было очень больно… А потом я умерла. А потом очнулась. На дороге. Одна. И пошла назад, к своим богам. Идти оказалось далеко, но очень сытно. Весь путь был усыпан хорошо запеченным мясом. В тушах. В тушах самой разной величины.
