Через плечо я посмотрел на приёмник, чья шкала по-прежнему го-рела ровным, мутноватым светом. Оставив окно открытым, я вернулся к столу, снова листнул блокнот. Наткнулся на слова, где дед говорил о своей жене - о моей бабушке.
"Последними её словами были: "Это ты виноват!" Я много думал над этим. Это - правда. Я испортил ей жизнь. Всю жизнь она любила ме-ня и ждала меня, а я таскал её за собой по гарнизонам, я заставлял её месяцами ждать писем или звонков в нечеловеческом напряжении. Сын наш родился поздно, и это моё упрямство поставило между им и мною стену, от которой больше всего страдала она. Но... если бы она могла увидеть... Даже ради любви к ней я не мог отказаться от участия в этом. Тот, кто не борется со злом, становится крёстным отцом зла, потому что даёт ему второе рождение."
Я отбросил блокнот. Ответ насчёт природы дедовых странностей лежал на поверхности. Хороший, всё объясняющий ответ.
Года три назад я бы принял его с восторженным повизгиваньем. Я тогда обожал читать Крапивина, хотя отец что-то и хмыкал насчёт "вечно молодого интеллигентика". Потом Крапивин меня достал - бесконечным повторением сюжетов, эпитетов и портретов героев. Книжки его до сих пор стоят у меня на полках... но речь не об этом. Вот ТОГДА я бы радо-стно уцепился за версию, что мой дед умел связываться с параллельны-ми пространствами. Или с иными планетами.
НО ВЕДЬ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ !!!
Или... может?..
* * *
В доме было полно народу. Все ходили, что-то таскали, переклика-лись, а я как дурак лежал в своей спальне под простынёй и понимал, что совершенно неуместен в этом доме. Двое бородатых мужиков - в точнос-ти с фотографий в дедовом кабинете! - сняв со стола компьютер, приня-лись устанавливать на его место полевую рацию. Задребезжал вызов...
Я проснулся в полусвесившемся с кровати состоянии - головой по-чти на ковре. Она (голова) дико болела.Во рту стоял омерзительный вкус позднего пробуждения, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы со-образить, где я нахожусь и что звонок надрывается не у меня в голове, а в телефоне, стоявщем на шкафу.
Я упал с кровати окончательно. Потряхивая головой и издавая про-тивоестественные звуки, которые должны были обозначать, как мне плохо, я с трудом принял вертикальное положение (голова закружилась, я вцепился в шкаф, как в спасательный круг) и снял трубку:
-- Да?
-- Олег, ты? - голос отца.
-- Я, а что случилось?! - почему-то забеспокоился я.
-- Да ничего, - спокойно ответил отец, - просто звоню узнать,как ты там.
Вадим с тобой?
-- Да, -неизвестно зачем соврал я.
-- Поздно легли?
-- Вроде того, - я покосился на часы.Ужас!!! Первый час!!! Правда, я лёг
в седьмом часу утра... - Так чего звонишь-то?
-- Ничего, - повторил отец. - Всё в порядке?
-- В полном, - подтвердил я. Если бы ещё голова так не болела...
-- Ну ладно, не скучай. Завтра утром приедем, - информировал он меня
и отключился.
...После холодного душа голова прошла, и я,стоя на пороге ванной и ожесточённо вытираясь полотенцем, вдруг понял, что хочу есть. Очень хочу, что не удивительно - вчера-то я весь день проголодал!
Я уже почти вошёл в кухню, держа в руке почти свежие трусы - но остановился. Прислушался.
На меня упала тишина. Огромная и бесконечная. Я стоял и слушал её, глядя, как медленно и плавно ползёт вдоль стены по полу косой сол-нечный четырёхугольник с танцующей над ним пылью.
Был яркий солнечный день.И тишина в пустом доме - такая, что ра-спадалась на несуществующие, осторожные звуки.
Нервы.Это просто нервы,нервы,нервы, новое место... Постукивает в тишине беда-не беда, а так,что-то напряжённое и странное, хрустят ос-колки разбитого спокойствия под чьими-то шагами. Тяжело ступает неиз-вестность, подходит ближе, ближе, останавливается за плечом. Стоит и смотрит спокойным, пристальным взглядом. Если обернуться - можно увидеть её лицо со знакомыми чертами... Чьими? Деда? Вчерашнего по-сетителя? Людей с фотографий в кабинете?!
Весь в поту, я обернулся, чтобы увидеть пустой коридор, лестницу наверх, дверь ванной.
