Её начинало знобить.
— И почему же, во имя Зелёного Человека, он это делает? — рассеянно поинтересовался Браяр.
Магия в бутылочке налилась яркой силой.
— Он боится, что твоя подруга, императрица, узнает обо всём, что он подслушал, и решит его казнить из соображений государственной безопасности, — ровным голосом продолжила Трис. — Он убеждён, что она знает о каждом слове, которое он уловил.
— Ну что за остолоп, — ответил Браяр. — Даже если бы она могла это сделать, а она не может, императрица ни разу в жизни его не видела.
— Он убеждён, что может увидеть, поскольку она сейчас в летней зале, — сказала Трис. — Это ты средство от несварения обновляешь, так ведь?
Голова Браяра резко взметнулась вверх. Он уставился на Трис:
— Здесь? Она здесь?
— Я так и думала, что это привлечёт твоё внимание, — пробормотала Трис. — Она здесь, и она спрашивает о тебе. Возможно, тебе следует переодеться.
Браяр бегом бросился из комнаты. Качая головой, Трис подошла к лекарству, с которым он только что закончил работать, и сделала на этикетке отметку, чтобы замковые служащие знали, что это лекарство было усилено. Она не спешила уходить, убедившись сперва, что остальные лекарства, которые он обработал, тоже были помечены, и возвращая нетронутые лекарства обратно на полки. Не смотря на холод, она не стремилась вернуться в суету и толкотню наверху. Там сквозняки наполняли её уши лепетом придворных с самого их прибытия.
«Жаль, что я не могу спрятаться в шкафу, как Жэгорз», — подумала она, походя обновляя холодильные заклинания в комнатах. «Но нет», — со вздохом добавила она, «я — маг. Маги должны спокойно принимать такие вещи».
* * *
Браяр едва заметил Жэгорза, когда распахнул свой шкаф и схватил первые попавшиеся ему на глаза приличные рубашку и штаны. Он закрыл шкаф, затем вспомнил, что ему нужна накидка. На этот раз, открыв дверцы, он заметил забившегося в самый дальний угол Жэгорза.
— Она — не маг, — сказал он мужчине. — Она не может видеть то, что у тебя в голове, даже если бы ты мог отделить то, что она хочет оставить в тайне, от кучи того, о чём она не беспокоится.
Он оставил шкаф открытым, и начал стягивать с себя рабочую одежду.
— Тебе легко говорить, — огрызнулся Жэгорз. — Ты не слышишь все обрывки и куски, которые слагаются в одно чудовищное целое.
Натягивая штаны, Браяр спросил:
— И что, ты что-то сложил вместе? Что-то чудовищное и целое, имеющее смысл?
— Я смог бы, — настаивал Жэгорз. — Если бы приложил к этому усилия.
Браяр застегнул пуговицы на длинных рукавах своей рубашки.
— Старик, твой разум — в тысяче мест. Ты потерял его в болоте слов и видений, — сказал он не без сочувствия. — Никто не сможет использовать их тебе во вред, пока ты не сложишь их вместе и не расскажешь кому-то. Ты вообще хочешь это сделать?
Жэгорз немного выпрямился:
— Нет, — медленно ответил он. — Там слишком много, и всё так запутано.
Он потёр свой костлявый нос.
— Ты не думаешь, что кто-то может меня пытать, чтобы я выдал это всё, а потом уже сложить что-то вместе из этого?
— Они будут так же перегружены, как и ты, — сказал Браяр, натягивая сапоги. — Зубы Лакика, Жэгорз, ты в таком состоянии провёл тридцать лет. В твоей бедной, выжившей из ума башке всё смешалось. Только какой-то другой безумец захочет попытаться выудить оттуда что-то подлинное.
Он взял свой носовой платок, и лишний раз протёр свои сапоги, добавив блеска потускневшим местам.
— Если ты думаешь, что она такая могущественная, то покинь Наморн.
— Просто покинуть Наморн? — повторил Жэгорз, выпрямившись ещё больше.
Браяр поднял взгляд, увидел, что грозит его одежде, и отодвинул её подальше от безумца. Хотя умом он знал, что Сэндри сшила его одежду так, чтобы та сопротивлялась заурядным попыткам её смять, сердце его волновалось за красивые вещи.
— Просто покинь Наморн, — сказал он. — Нет Наморна — нет императрицы. Нет императрицы — нет палачей с приносящими боль кольями, и щипцами, и заклинаниями, которые тебя ждут не дождутся. Ты не услышал достаточно ни в какой другой стране, чтобы был смысл тебя преследовать — только здесь.
Он вдел плечи в накидку, и взглянул в зеркало. Одним из преимуществ его очень короткой стрижки было то, что никогда не нужно было причёсываться.